|
Шапки хорошие… – Понятно. А не было ли у него в деревне недоброжелателей? Может быть, он с кем-то поссорился? – Не-ет, – покачал головой Коржавин, – не припомню такого. В деревне же мы все друг про дружку знаем. Кто кого любит, кто кому завидует… Нет, ни о каких таких ссорах я не слыхал… Самарин боковым зрением увидел, что в дверях стоит Альбина. Он повернул голову и встретился с ней взглядом. Она пристально посмотрела на него, повернулась и так же безмолвно вышла. – Ну а связи его? Дружеские, любовные? Раз, как вы говорите, в деревне все известно… Вместо ответа Леонид Пантелеймонович прихлебнул чаю. – Да нет у него никаких этих связей. Может, там, на железной дороге… Поезда-то, почитай, ходят. Машинисты, проводницы… Там лучше поспрашивайте. Про эти дела мы не ведаем. Вот парнишка какой-то вроде с зимы у него кантовался. Бездомный, как щас говорят – бомжонок. Куда потом делся, не знаю. – Какого возраста ребенок? – Это была интересная информация. – Лет двенадцать, может, или около того. Я-то сам его только раз видел, а вот… – Папа! – раздался спокойный голос Альбины. – Вы ничего не путаете? Леонид Пантелеймонович оглянулся на дочь, потом посмотрел на кружку с чаем. – А может, и спутал чего… – Альбина Леонидовна, – Самарин обратился к строптивице, – может быть, вы больше знаете? – С какой это стати? – Альбина передернула плечами. – Понятия ни о чем не имею. – А подросток жил у него? – Да вроде… – ответила Альбина. – Не могу сказать. – А куда мальчик делся? – Не знаю… Как приехал, так и уехал: Вскочил на подножку товарняка, и поминай как звали. – Ну что ж, спасибо за чай. – Дмитрий поднялся. – Пора нам возвращаться. А ваш этот Гринько не мог сам дом поджечь, как вы считаете? Отец и дочь переглянулись. – Бог ему судья, – наконец сказал старик. – А мы люди простые, что слышим, то и говорим. – Навряд ли это он сам, – подумав, сказала Альбина. – Это же не человек, а механизм какой-то. Такие свои дома не поджигают. – Это ваше личное мнение о Гринько? – Ну личное, и вообще… Да вы других спросите, – махнула рукой Альбина и скрылась на кухне. Леонид Пантелеймонович провожал следователя до калитки один. На станции Бабино Самарин зашел к дежурной по станции, а затем наведался и к кассирше в билетные кассы. – Вы знаете путевого обходчика Гринько? – задал он обеим женщинам однотипный вопрос. Обе ответили положительно. Угрюмый и нелюдимый обходчик казался жителям Бабина личностью таинственной, а потому каждый его шаг замечали. – Ездил, – утвердительно кивнула головой кассирша, – на той неделе раза два в Питер мотался. И на этой раз. То рано утром уедет, а вечером вернется, а то на ночь отправится. – Ну спасибо. Мне один билет до Питера. И на собаку. – За собаку платите как за багаж, – засмеялась кассирша, которой явно приглянулся красивый спортивный следователь. – Будете еще у нас, заглядывайте. – Обязательно, – ответил Дмитрий, не заметивший произведенного впечатления. Он повернулся к Чаку: – Пошли; багаж на четырех лапах, поближе к первому вагону. Возвращаясь в Петербург полупустой электричкой, Самарин обдумывал планы разработки дела о поджоге. Попутчик у него был очень удачный: лишних вопросов не задавал и все предложения следователя одобрял безоговорочно. |
