|
Тем более что среди них немного таких, у кого сложение не щуплое. Рубашка и джинсы тоже мало что дают. Дмитрий, говоришь? Имя тоже можно поменять. Вон сидит такой Дмитрий. А сперва назвался Коляном. Проверили, а он у нас – Митяй. Так ведь, Шебалин? Мама и отчим ждут-пождут его в Клину. Между прочим, в этом городе Чайковский жил, – наставительно добавил он, как будто образ великого земляка должен был стать укором для маленького беглеца. – Никто меня там не ждет, – пробормотал Митя. – Я к ним не поеду. Самарин посмотрел на него с жалостью. Сколько таких убегает из дому, потому что чувствуют себя никому не нужными. В конце концов кончают приемниками-распределителями и «малолеткой», откуда прямая дорожка на взрослую зону. «И повторится все, как встарь»… – Все зависит от того, как ты будешь себя вести. Мальчишка равнодушно пожал плечами. – Вот ты говоришь, приметы, – продолжал рассуждать капитан Жебров. – Под твои приметы и Митя Шебалин подойдет. Но он ведь не жил у путевого обходчика. А, Мить? По-прежнему глядя в сторону, Митя отрицательно покрутил головой. – Он у нас лето провел на Карельском перешейке, в основном по курортным местам, там всегда можно выклянчить на кусок хлеба с маслом. А холода начались, подался в город. А в городе где самое теплое местечко? На вокзале, естественно. Ну он и к нам. – А девочка? – Самарин показал глазами на девчушку, которая и пирожок ела с каким-то безучастным видом, будто через силу. – С этой хуже. Полная заторможенность. Аутичность в крайней стадии. Непонятно, поддается ли это коррекции. Наверно, что-то можно было бы сделать, попади она в любящую семью. Но шансов на это мало, а так пойдет в детский дом, если мама не сыщется. Сама ничего сказать не может, фамилии не знает или не говорит. Заявления о пропаже ребенка с ее приметами не было, я проверял. Так что тут тяжелый случай, верно, Верушка? Придется определять в психиатрическую больницу, с такими там разбираются. Верушка продолжала сидеть, смотря прямо перед собой, словно говорили не о ней. – Ладно, занимайся своими. – Дмитрий поднялся. Ему было тягостно сидеть здесь рядом с этой Верушкой. – Короче, если узнаешь что-нибудь про пацана, который жил у Гринько, свистни. – Базара нет! – улыбнулся Жебров. – А что, подозреваешь, что это пацан будку спалил? – Трудно сказать, – махнул рукой Самарин. – Нет, вряд ли. Дом сначала облили бензином. Канистра нашлась – в кустах брошенная лежала. Основная версия – Гринько поджег собственный дом. Темная он личность. Что-то хотел скрыть, то ли труп, то ли краденое. Или и то и другое. Короче, следы преступления. Хотя есть и другие версии… – Думаешь, имеет отношение к кражам на товарном дворе? – Я же говорю – не знаю. Местный участковый ничего о нем сообщить не мог, тем более что дом путевого обходчика находится в зоне отчуждения, а ты знаешь этих участковых – за пределами своего района хоть трава не расти. – Это точно, – кивнул головой Жебров. – Ну ладно, успеха тебе. Самарин оглянулся на детей. Верушка смотрела в одну точку, Митя безучастно глядел в окно. Пора спросить и еще кое о чем… – Ты видел у меня вчера свидетельницу? Говорит, вы знакомы… Жебров на миг замешкался с ответом. Самарин мог поклясться, что буквально читает сейчас его мысли. Отрицать – мол, Лариса приняла его за кого-то другого – бессмысленно. Очень просто проверить, в какой школе он работал до того, как пришел в милицию. И соответственно, за что его оттуда выгнали. Так что лучше сказать правду. |
