|
Голоса: «Давай шевелись!» Дверь распахнулась, и в дежурное отделение втолкнули мужчину. Самарин впился в него взглядом. Перед ним был человек именно такой, какого он представлял. Чуть выше среднего роста, сутулый, в куртке и шапке. Руки скованы наручниками. На бледном лице – отчаяние. Он был достаточно похож на свой фоторобот, если не считать того, что на искусственном портрете был изображен совершенно спокойный человек, лицо же этого было искажено страхом. Он огляделся, словно не понимая, где он. Жалкий, напуганный, растерянный. Да, не таким он был, когда нападал ночью на беззащитных женшин. Дежурный открыл дверь одиночной камеры, и милиционеры втолкнули туда подозреваемого. – Вот, обнаружено при нем. – Один из милиционеров поставил на стол большой черный портфель, затем положил паспорт, ключи от квартиры и записную книжку. «Портфель, – Самарин вспомнил показания свидетелей, – тот самый». Он открыл его. Ни ножей, ни веревок не было. Были яблоки хорошая крупная антоновка. Но под ней обнаружились старые темные брюки. «Хорошо придумано – чтобы было во что переодеться», – понял Самарин. – Я допрошу его. Хотелось рваться в бой, выяснить все об этом человеке, вывести оборотня на чистую воду. – Приведите его ко мне в кабинет. Как ни странно, старший следователь Самарин волновался. За время работы в милиции он встречался лицом к лицу с убийцами, мошенниками, ворами, но еще ни разу не встречался с маньяком. Дверь открылась, и в кабинет ввели вампира. Самарин твердо помнил о понятии «презумпция невиновности» и потому одернул себя: «Виновность этого человека пока не доказана». – Садитесь, – сухо предложил он. Подозреваемый сел. – Ваше имя, фамилия, отчество, год рождения адрес. Пока Пуришкевич отвечал, Дмитрий напряженно думал, как найти те несколько вопросов, которые поставят вурдалака в тупик. «Вы знаете, за что вас задержали?» Нет, не верно. Он, конечно, знает. Ребята со Школьной наверняка выложили ему все, что о нем думают, причем без обиняков. Вообще-то идеальный сотрудник правоохранительных органов так поступать не должен, но Дмитрию еще не приходилось встречать этого идеального милиционера. «Где вы были в ночь с двадцать второго на двадцать третье октября?» Нет. тоже не то… Дмитрий открыл папку и положил перед задержанным фотографию. На убийцу смотрела его жертва. Марина Сорокина, такая, какой она была до той минуты, когда открыла дверь своего дома, вернувшись в неурочное время. Красивая улыбающаяся женщина с пышными светлыми волосами. – Вам знакомо это лицо? – спросил Самарин. – Извините, я почти не вижу без очков, – ответил Пуришкевич. Он сощурился и пристально вгляделся в снимок. – Нет, – наконец ответил он и отрицательно покачал головой, – не знакомо. – Никогда ее не видели? – Кажется, нет. – То есть вы не уверены, видели ее или нет? – Я ее не помню. – Пуришкевич покачал головой более определенно: – Нет, не могу вспомнить. – Знакомы с ней не были? – Нет. – Хорошо. А что вы делали поздно вечером двадцать второго октября? – Двадцать второго… Какой это был день недели? – Среда, – подсказал Самарин. «Наверняка есть уже готовое алиби. Такие все удумывают заранее. Ну давай, вешай свою лапшу на уши». – Я… – Пуришкевич потер виски, будто пытался вспомнить. – В среду больница закрыта для посещений. Значит, днем я ходил в библиотеку, а потом поехал на дачу. |
