«Он беспробудно пил», — доложили агенты по своим каналам, проморгав и «красивую даму», и «красавчика с Мюнхена». Агенты поставили вечный диагноз окружению Мореля — собутыльники. Под его прикрытием истосковавшаяся по большой любви красивая женщина, часто оставляемая коммивояжером-мужем, отдавалась любви и с Морелем. Делали это они всегда тайно.
Некогда было болеть вождю немецкого народа. Но случались казусы — эти «скопления газов в желудке», которые готовы были вырваться на простор при нередко громадном скоплении человеческих орущих толп. Тогда фюрер шел к своему эскулапу и просил помощи. Гитлер никогда не разрешал его в эти минуты (иногда целые часы) беспокоить. Почему-то тогда он завязывал с доктором непринужденный и острый разговор. То ли ему казалось, что веселие его доктора распространено и на психологические изыскания того (что чувствует Гитлер душой), то ли он просто проверял новые свои мысли на этом, кстати сказать, очень изменившемся и умеющем теперь слушать Мореле.
Кончался страшно неожиданный тридцать девятый. И фюрера очень интересовала личность Сталина. Морель читает же газеты. Что он думает о Сталине? Почему, начиная с тридцатых годов, так стремительно простирается его могущество?
— Мой друг, нет ни одной значительной области экономики, социальной и культурной… Теодор, так пишут большевики… культурной жизни страны, которая не подчинялась бы его воле и прихоти. Вы что-нибудь понимаете?
— Я? Порой понимаю. Но порой не понимаю.
— Говорите яснее. Что вы понимаете? Не отвечая ни перед никакой другой властью, этот человек имеет решающее влияние на внутреннюю и внешнюю политику своей страны. Он что? Маг? Чародей?
Естественно, Морель не мог и предположить, что его хозяин, ярый антикоммунист, щупает его серьезно, так как почему-то идет на сближение со Сталиным и его страной. Тридцать девятый, тридцать девятый… 15 марта Германия вторглась в Чехословакию, события тех дней до сих пор оказывают влияние на сегодняшний день. Сталин, Сталин… Единодержец. Его решения оформляются — как директива. И Гитлера это волнует. Он и спрашивает Мореля, не маг ли и не чародей ли Сталин… 1939-й. 1 мая 39-го. Гитлеру сразу же доложили, что на трибуне Мавзолея появился Берия и нет, не было Литвинова — наркома иностранных дел. Гитлер сразу понял: Литвинов мешал Сталину сблизиться с ним, Гитлером. Ему всегда докладывали, как умело обставляет Сталин отстранение. Через некоторое время Гитлеру доложили: Литвинов написал письмо Сталину и оставил его в сейфе. Берия допрашивал Литвинова, тому удалось уехать на дачу. «Зачем эта комедия?» — якобы сказал он Берии. И тот ему ответил: «Максим Максимович, вы цену себе не знаете».
4 мая — смена наркомов. Телеграмма в Германию. Само собой разумеется — Гитлеру лично. «Молотов — не еврей».
Вскоре на стол ложится новая телеграмма: «Нарком Молотов по-сталински руководит международной политикой». При Литвинове и не помышлял Гитлер о договоре с СССР. С 22 на 23 июня 1939-го Германии было предложено заключить договор на 25 лет… Сталин сам решил принять Риббентропа. Весьма скромная встреча. Не знали о ней даже Маленков и Хрущев — были отправлены на охоту. Риббентроп привез новое послание Гитлера — Сталину лично. Отныне все дела в Европе будут решать СССР и Германия…
Сталин, как потом докладывали Гитлеру, сказал одному из сопровождавших Риббентропа:
— В следующий раз вы должны приехать к нам в форме.
Риббентроп докладывал:
— Я опешил, мой фюрер. Спросил: как мне быстрей позвонить? Я звонил вам из кабинета Молотова. Я передал ваши самые лучшие пожелания Сталину… Когда я уезжал, мой фюрер, они срывали антифашистские лозунги…
Риббентроп докладывал в кабинете врача. |