Автомобиль Гобсона мчит нас. С какой-то радостью, смешанной с любопытством, я смотрю на развевающийся на передке британский флажок. Странная вещь жизнь!

Гобсон правит сам. Это не мешает ему повернуться ко мне.

— Я получил рецепт «Метрополитена», — с гордостью заявляет он.

Мы едем вдоль площади Пушек. Приходит мой черед удивить его:

— Вы знаете, что я получил назначение в Бейрут?

— А, очень рад! — замечает он. — На какой род службы?

— Второй отдел, разведка.

У него вырывается жест удивления. У меня такое впечатление, что он ничего не знал.

— О, так, значит, мы с вами теперь собратья по ремеслу! Это, право, очень любопытно.

Автомобиль останавливается у дверей французского ресторана.

— Я вас привез обедать сюда, — говорит он, — потому что здесь подают в саду. Ночь чудесная, и москитов мало.

По-видимому, он не очень обеспокоен, узнав, что я являюсь его противником.

И вот мы сидим за столиком друг напротив друга. Гобсон составляет меню. Его рыжие брови сосредоточенно хмурятся, образуя складку на лбу. Горлышки бутылок выглядывают из ведерок со льдом. Я чувствую себя так же напряженно и бодро, как в утро наступления, когда на рассвете просвистит, бывало, первая пуля и верблюды поворачивают свои длинные лысые шеи в ту сторону, откуда она летит.

— Майор!

~— Зовите меня просто Гобсон.

— Хорошо. Итак, Гобсон, я задам вам первый вопрос. Вы мне ответите?

— Спрашивайте.

— Каким качеством должен, по-вашему, обладать хороший офицер службы разведки?

— Ваш вопрос очень странный, — заметил он.

Его глаза блуждают вдали по черному рейду, где мелькают красные огоньки.

— Вы можете мне ответить?

— Гм! Могу. Первое — сильно любить свою страну, — при всех обстоятельствах любить ее.

— Это само собой разумеется. А затем?

— А затем… Надо быть не совсем дураком.

— Согласен. А затем?

— А затем, затем — быть сильным, спортсменом, — вы понимаете: никогда не знаешь, что может случиться.

— Хорошо, а еще что?

— А еще… Он колебался.

— А еще что? Вы не хотите мне сказать?

Он всматривается в меня долгим пытливым взглядом.

— После, — серьезно отвечает он.

В Киликии я знал капитана де Таверно. Мне даже не понадобилась рекомендация полковника Приэра, — он сам предоставил мне лучшую из комнат, какими он располагал. Я не спеша приступил к своему скромному устройству, тем более скромному, что при мне находилась лишь незначительная часть моего багажа. Остальное — несколько ковров, тканей, книги — осталось в распоряжении мегаристов, в Пальмире. Нечего было и рассчитывать получить их раньше двух недель. В ожидании я устроился как только мог лучше с философским спокойствием человека, в течение семи лет не спавшего и двух ночей подряд в постели. Постель в моей новой комнате показалась мне комфортабельной. Сетка от москитов была почти новой. Но что значат все эти мелочи для человека, сердце которого переполнено радостью, подобно моей!

Здания депо расположены приблизительно в двух километрах от города, по дороге в Дамаск, немного не доезжая виллы верховного комиссара. На трамвае, который останавливается как раз в этом месте, можно доехать в четверть часа до самого Бейрута. Я не сел на трамвай и опять позволил себе роскошь проехаться в коляске.