Она улыбнулась. Вдруг я вспомнил историю Жозефа Пе-борда. Я в точности повторил слова бедного малого. Я уронил голову на ее прекрасное обнаженное плечо. Мне показалось, что оно дрогнуло.

— Милый мальчик! — прошептала графиня Орлова. — Ты хорошо знаешь, что это невозможно.

— Невозможно. Я предвидел этот ответ. Он меня не пугает и не оскорбляет. Ты свободна, Ательстана, свободна, свободна… Но позволь мне еще раз повторить тебе: все, что у меня есть, — все то немногое, что у меня есть, — оно твое; возьми его, если это может помочь тебе восстановить твое состояние. Ты должна согласиться. Должна, должна.

Дрожащей рукой я вынимал из своего бумажника квитанции на вклады, ценные бумаги, — результат, быть может, целого века лишений, сбережений, скромной честной жизни…

— Что это такое? — сказала графиня Орлова, хмуря брови.

— Это деньги, которые находятся в моем распоряжении. Здесь около трехсот тысяч франков. Через две недели я могу получить еще сто тысяч. Бери, бери их. Как я был бы счастлив, если бы ты могла…

Я замолчал. Она сделала нечто невероятное: она схватила мою руку и поцеловала ее.

— Знаешь ли ты, — сказала она с печальной улыбкой, — знаешь ли ты, что этого не хватило бы, чтобы заплатить даже четверть моих долгов?

— Мы отдадим сначала это, — воскликнул я. — А затем ты оставишь все, продашь все и уйдешь со мной.

— С тобой? С тобой?.. Дитя мое, да можешь ли ты представить себе меня, которую ты так любишь, вне этой роскоши?

— Что же тебе дороже, — резко воскликнул я, — эта роскошь или я? В конце концов у тебя не будет ни роскоши, ни меня.

— Вот в этом-то ты, может быть, и ошибаешься. Разве ты не слышал, как я прошептала: в конце концов, почему я должна потерять тебя?

— Я не понимаю.

— Я постараюсь заставить тебя понять. Заметил ли ты сегодня вечером одного почтенного господина, одетого капитан-пашой?

— Что? Это чудовище, этого смешного старикашку, который желал все время танцевать с тобой? Я два раза чуть не ударил его.

— Тс, тс, — сказала она, смеясь. — Хорошее бы ты сделал дело! Прежде всего, он не так стар, — ему всего пятьдесят восемь лет. Это очень известный грек из Александрии, Василий Кератопуло. У него от двухсот до трехсот тысяч фунтов стерлингов дохода.

— Ну и что же?

— Ну и что же?

— Я боюсь понять. Что это значит? Ты хочешь выйти замуж за этого отвратительного старика?

— Тише, тише, — сказала она, смеясь. — Выйти замуж? О, конечно, он только об этом и мечтает. Но в данный момент вопрос идет о более короткой операции.

— Он дает тебе деньги в долг?

— В долг! Гм! Это, быть может, не вполне точное выражение.

— В таком случае я понимаю все меньше и меньше.

— Правда? Ты меня удивляешь. Ну что же, догадайся, ищи. Я начал дрожать всем телом.

— Сейчас, — сказал я, пытаясь овладеть своим голосом, — ты мне сказала: почему я должна потерять тебя?

— Да, почему?

Она продолжала наблюдать за мной в зеркало.

— Нет! — прошептал я. — Такой позор… и ты могла хоть минуту думать, что я соглашусь на это?

Она досадливо повела плечами.

— Знаешь ли ты, что я скорее готов убить тебя? — сказал я.