|
Все двинулись к выходу из подземной часовни. Но у самой двери Артур на мгновение обернулся и оглядел остальные реликвии, полускрытые в тени. В лице его отражалась неуверенность, в глазах читался вопрос: «Правильно ли я поступил, не кощунствую ли я против Господа, которому меня учили поклоняться как Единому Богу?» Голос Талиесина прозвучал тихо и мягко: — Знаешь ли ты, о чем я мечтаю всем сердцем, лорд мой и король? — О чем, лорд мерлин? — О том, что однажды — не сейчас, нет, ибо земля к тому еще не готова, равно как и те, кто идут за Христом, — однажды друид и священник станут молиться бок о бок; и в огромном их храме святое причастие примут из вот этой чаши и блюда в знак того, что все Боги — едины. Артур перекрестился и еле слышным шепотом произнес: — Аминь, лорд мерлин, и волею Господа Иисуса да сбудется это в один прекрасный день на здешних островах. Моргейна ощутила, как от плеча к локтю пробежало легкое покалывание, и, словно со стороны, услышала свои собственные слова — она и не знала, что говорит, это Зрение вещало ее устами: — Этот день наступит, Артур, но иначе, нежели ты думаешь. Остерегись, приближая сей день, возможно, он станет для тебя знаком, что труды твои закончены. — Если такой день и впрямь придет, Владычица, так воистину он станет для меня знаком, что я исполнил все, ради чего взошел на трон, и я на том упокоюсь, — приглушенным голосом промолвил Артур. — Избегай сказать лишнего, — очень тихо промолвил мерлин, — ибо воистину слова наши рождают тени того, что будет, и, произнося их, мы заставляем чаемое сбыться, король мой. Они вышли на солнечный свет, Моргейна заморгала, покачнулась — Кевин поддержал ее, не давая упасть: — Тебе недужится, госпожа? Девушка досадливо покачала головой, усилием воли разгоняя пелену, застлавшую глаза. Артур встревоженно оглянулся на нее. Но здесь, в ярком солнечном свете, мысли его тут же обратились к делам насущным. — Мне предстоит короноваться в Гластонбери, на острове Монахов. Вольна ли ты покидать Авалон, Владычица, будешь ли ты там? Вивиана улыбнулась юноше: — Думается мне, что нет. Но с тобой поедет мерлин. И Моргейна тоже полюбуется на коронацию, если ты того желаешь и желает она, — добавила Вивиана, и девушка подивилась про себя словам Владычицы. Отчего она улыбается? — Моргейна, дитя мое, не поедешь ли ты с ними в ладье? Моргейна поклонилась. Она встала на носу, ладья стронулась с места, унося с собою лишь Артура и мерлина; по мере того как берег приближался, девушка разглядела у кромки воды нескольких вооруженных воинов. Задрапированная черной тканью ладья Авалона внезапно возникла из туманов, и в глазах ожидающих отразилось благоговейное изумление; одного из всадников девушка тут же узнала. Ланселет ничуть не изменился с того памятного дня двухгодичной давности; разве что стал еще выше, еще красивее; богато разодетый в темно красные ткани, он держал в руках меч и щит. Ланселет поклонился, он тоже узнал девушку. — Кузина, — промолвил он. — Ты уже знаком с моей сестрой, леди Моргейной, герцогиней Корнуольской и жрицей Авалона, — промолвил Артур. — Моргейна, это мой самый дорогой друг, наш кузен. — Мы и впрямь встречались. — Ланселет склонился к ее руке, и опять, сквозь пугающую дурноту, Моргейна испытала приступ острой тоски и желания, от которых ей вовеки не избавиться. «Он и я были предназначены друг для друга, надо мне было в тот день набраться храбрости, пусть это и означало нарушить обет…» В глазах гостя читалось, что и он помнит тот день, — как нежно коснулся он ее руки! Моргейна вздохнула, подняла взгляд, ее представили остальным. — Мой приемный брат Кэй, — промолвил Артур. |
