Таким образом покончив с бездельем, он повеселел. Грусть уже и не думала возвращаться в его душу — наоборот, приятная истома охватила все члены Повелителя Змей. Он хотел любви, вина и почтения. Ни того, ни другого, ни третьего ему до сих пор не приходилось вкушать сполна, потому он и обратил сейчас взор на пышнотелую красавицу с кротким выражением белого румяного лица.

Застонав от вожделения, бродяга оставил Клеменсину и ринулся к своей избраннице. Увы. Едва пальцы его коснулись ее нежной шейки, как чей-то грозный рев раздался прямо у его уха, а сразу вслед за тем в то же ухо врезался гиппопотам, свалившийся с неба. Лишь через несколько мгновений Трилле пришел в себя и сообразил: за тушу гиппопотама он принял огромный волосатый кулак дородного крепкого мужа, коего он, по простоте душевной, рядом с красавицей не приметил.

Сейчас тот вопил во все горло, что коварный чужеземец намеревался задушить его невесту, за каковое преступление его надо немедленно отвести в темницу. В темницу Трилле не хотел. Поэтому, наверное, он схватил Клеменсину за руку и пустился наутек, сбивая с ног каждого, кто попадался на его пути.

У выхода с базарной площади они остановились. Красные от быстрого бега и крайнего волнения, долго не могли отдышаться, опасливо поглядывали по сторонам. Наконец Клеменсина, устремив на спутника взор, полный негодования, произнесла:

— Какая муха тебя укусила? С чего вдруг ты на нее накинулся?

— Любви алкал… — мрачно ответил Повелитель Змей, отворачиваясь.

— Тьфу! И это ты называешь любовью? Я видела — о-о-о, я видела! — что Конан вытворял с той похотливой туземкой. Но то была вовсе не любовь! Энарт никогда не стал бы…

При воспоминании об Энарте глаза девушки увлажнились. Грусть, что покинула Трилле, теперь вошла в ее душу; она была легка и светла, как южный ветерок над морем. Клеменсина подавила вздох.

— Да, — сказала она тоном спокойным и задумчивым. — Энарт никогда не… Взор ее скользнул по длинной улице, отходящей от базарной площади, и…

— Энарт…

— Да слышал я, — отмахнулся Повелитель Змей. — Энарт никогда не стал бы этим заниматься. Ну и что в этом хорошего? Очень даже странно, вот что я тебе скажу. И если бы на меня не набросилось это чудовище, роковым образом оказавшееся женихом той красотки, я бы ни за что не упустил…

Он не успел закончить свою мысль.

— Энарт! — вдруг закричала Клеменсина и кинулась бежать.

* * *

К сумеркам Конан вернулся в караван-сарай злой, как сто Нергалов. В зале он выпил большую кружку фруктового сока и поднялся наверх, в свою комнату.

Достав из дорожной сумы предусмотрительно прихваченную с собой бутыль с аргосским красным, он выхлебал сразу половину, лег на низкую, ему по щиколотку, тахту, и совсем уж было собрался вздремнуть, как в дверь его постучали.

— Ну? — ответил по обыкновению варвар.

— Ко-онан… — Голос Трилле был тих, но в нем явственно слышались торжествующие нотки.

— Чего еще?

— Пойдем… Пойдем скорее в комнату Клеменсины.

— Что я там не видел? — фыркнул Конан, вообще никогда не бывавший в комнате Клеменсины.

— Кое-что-о-о… — пропел чрезвычайно довольный собой Повелитель Змей.

— Прах и пепел…

Однако киммериец поднялся и пошел, немало заинтригованный хихиканьем бродяги. Конечно, он не надеялся увидеть в комнате девушки связанного Кар-машана или сам Лал Богини Судеб, но вряд ли Трилле осмелился бы потревожить его без какой-либо цели.