Оглядевшись, он увидел новых, еще незнакомых ему див: три грации, каждая размером с молодую свинью, разгуливали меж скамеек и томно льнули к мужчинам, разбавляя их хриплый гомон своими милыми кокетливыми голосками. Правду сказать, варвару давно не приходилось слышать таких диких воплей, кои исторгались из луженых глоток этих малюток.
— Хей, Джалваз! — Он схватил хозяина за полу куртки. — Где Ирха?
— О, господин. — Круглая плутоватая рожа здоровяка скривилась в печальную гримасу. — Бедную Ирху солдаты прикончили в том году. Вот так прямо и всадили меч в сердце! Мы так горевали!..
— Прах и пепел… — пробормотал киммериец и сам удивился острой жалости, что на миг пронзила его грудь. — А Лила?
— И Лилы нет с нами больше! Утопла, бедняжка!
— Где?
— Да в луже! — горестно махнул рукой Джалваз. В глазах его сверкали неподдельные слезы. Срывающимся голосом (ибо ему приходилось кричать, дабы Конан мог услышать его в этом гаме) он продолжал: — Как-то выпила лишку и пошла прогуляться на улицу. А там — упала, носом в самую лужу!..
Варвар помрачнел. Он никогда не заблуждался насчет участи кабацких девиц — все они так или иначе уходят на Серые Равнины прежде срока. Но его собственные подружки?.. Он мотнул головой, отгоняя непривычные ощущения, теснящие грудь, и обратил взор на одну из красоток, что уже направлялась к нему с другого конца зала.
— Милтаха! — заорал сосед Конана слева, который тоже узрел девицу и не сомневался, что она идет именно к нему. — Я жду тебя, крошка!
Киммериец хмыкнул. Весу в крошке было не меньше, чем в нем самом. Сосед же — тощий костлявый парень лет двадцати пяти — в полный рост едва ли достигал мощного плеча Милтахи.
— Кр-р-рошка! — снова проверещал он с видимым удовольствием. — Я прям заждался!
— Замолкни, — басом сказала Милтаха, не удостаивая парня взглядом. Тяжелая рука ее легла на руку Конана. — Пойдешь со мной, варвар?
Черные, с теплым желтоватым отблеском глаза ее в упор смотрели на гостя, и он наконец почувствовал, что в груди его стал таять кусок льда, возникший после рассказа хозяина о трагической гибели Ирхи и Лилы.
— Пойду, — кивнул он, притягивая красотку к себе.
Она села, улыбнулась ему одними губами, и лихо опрокинула в большой рот пиво из его кружки. Утробно булькнув, пиво исчезло в ее глотке, а варвар жестом подозвал взмыленного слугу и велел принести еще пару кувшинов.
— Что ж ты, Милтаха, — обиженно сказал сосед Конана. — Прошлой-то ночью со мной была, а нынче что?
— Нынче с ним буду, — трубно объявила девица и прилепилась щекой к плечу киммерийца.
— А я?
— Мелок ты, парень. Крутишься, точно вошь, а толку и нет.
Конан, дабы из мужской солидарности сдержать смешок, вгрызся в ломоть солонины, а сосед его засопел и умолк, оскорбленный и униженный.
— Хей, варвар, — жарко зашептала Милтаха в ухо нового приятеля. — Как называть тебя?
— Конан.
— Из Киммерии?
— Угу-м…
Конан допил пиво, чувствуя, как лед в груди совсем растаял, потеплел и вроде даже начал закипать. Горячее дыхание и пышные формы красотки, облепившие его правый бок, способствовали тому или крепкое пиво — варвар не знал, да и не хотел знать. Только одна мысль брезжила сейчас в его размягченном мозгу: спать, и лучше всего с Милтахой. Он уже забыл про Ирху и Лилу, что подарили ему тут столько прекрасных, буйных и страстных ночей; он забыл про остальных див, коих на дорогах и бездорожьях встречал множество — иные были милы и только, другие… Но в этот момент он забыл также и про других — про Белит, Карелу, Алму…
Тяжело поднявшись, киммериец рывком поставил на ноги свою красотку. |