«Ну, мальчик, — молвил он вдруг тихо и как-то печально, — боги наделили тебя странным даром… Нет в жизни твоей ни любви, ни славы, ни золота. Нет покоя, но нет и войны. Ты — Повелитель Змей…» Я сморщился. «Змей? Вот еще! — отказался я от столь сомнительного титула. — Ежели ты, старик, скажешь, что я утерянный в младенчестве сын короля Бубабундии, я, может быть, и запрыгаю от счастья. Но что мне делать со змеями? Я терпеть их не могу, как, впрочем, и всякую другую живность…»

Он выслушал меня с улыбкою. «Что-то не слыхал я о такой стране — Бубабундия…» Я рассердился. «И что с того? Я тоже не слыхал. Не путай меня, старик. Что ты там бормотал о змеях?» Он снова стал серьезен и печален. «Да, мальчик, ты — Повелитель Змей. Таких, как ты, во всем мире трое. Вы никогда не встретитесь, ибо судьбою сие не загадано, да и не нужны такие встречи ни тебе, ни им…» Я опять показал себя неучтивцев и грубо перебил друида: «Нергал их забери, остальных. На кой они мне? Скажи лучше, что мне делать со змеями?» Он пожал костлявыми плечами:

«Пусть подскажет жизнь. Знай одно: в трудный момент ты можешь воспользоваться своим даром, но не спеши продавать его за золото. Любой — запомни это, мальчик, — любой дар теряет силу, если пускать его в продажу…» Вот, пожалуй, и вся история, — неожиданно закончил Трилле. — Друид вывел меня из болот, показал дорогу к Зингаре…

— А дальше? — Конан не любил, когда рассказ кончался так обыденно.

— Там, в Кордаве, зингарской столице, я познакомился в кабаке с одним змееловом, и он, выпив пару бутылей кислятины, поведал мне о видах и повадках змей… Потом выдался случай проверить, правду ли говорил друид…

— Что за случай?

— Да ты ж видел, — улыбнулся Трилле.

— Вздор! — резко бросил Конан. — Откуда ты мог знать, как собрать гадов со всего Шема, если прежде не пробовал?

— Богам ведомо, — неожиданно сурово и чуть торжественно ответил парень.

— Вздор!

Будь Трилле хоть трижды Повелителем Змей, киммериец не мог поверить, что он так уверенно созвал этих тварей со всей округи в первый раз.

Что-то дрогнуло и будто очнулось в душе моей тогда, — попытался объяснить Трилле. — Я вдруг почувствовал, что простого моего желания будет достаточно для того, чтобы они услышали мой призыв…

Он умолк, понимая, что неубедителен. Впрочем, Конан, хотя и покачал головой, выражая таким образом сомнение, спорить более не стал. В самом деле, на свете столько странного и необъяснимого — есть ли смысл не верить?

Солнце в преддверье скорого ухода палило яростно рассылая лучи во все стороны, проникая ими во всё уголки земли, так что и под деревами почти не было тени — она растворялась, плавилась под ярким оком благого Митры. Разморенные путешественники уже не имели сил продолжать беседу. Ленивые сонные мысли вяло бродили в их нагретых солнцем головах, а веки наливались тяжестью и норовили закрыть глаза.

Трилле сначала храбро боролся со сном, но вскоре бросил эту воистину бесполезную затею. Уронив подбородок на грудь, завесив лицо космами, он сладко задремал. Ноги его и во сне крепко сжимали тугие бока караковой, которая послушно брела рядом с Конановым вороным и больше не делала попыток уронить седока.

То же и киммериец. Он не спал, хотя перед глазами его кроме зеленой безбрежной равнины то и дело мельтешили обрывки прошлых, давних и вчерашних снов. Явь, перемешанная с дремотой, словно старое доброе вино, перемешанное с прокисшим пивом, разжижала кровь, ударяла в голову дурным хмелем, и тягучая, очень длинная, без начала и конца, совершенно непонятная мысль копошилась в мозгу, заполонив собою все его лабиринты — так, наверное, люди сходят с ума.