Он успел лишь услышать короткий злобный рык да лязг меча в ножнах. Снова ахнул бродяга, протянул руку, чтобы остановить казнь, но было уже поздно. Меч взлетел — и голова двурушника покатилась по разбитому полу и остановилась у ног варвара.

Вздох Серых Равнин вновь услышал он, но теперь то был весьма удовлетворенный вздох. Туманы ждали новую душу. Пусть не такую легкую и чистую как у Трилле, а заплесневевшую и прогнившую насквозь, но, в общем, им было все равно…

— Зачем-е-ем? — Трилле закрыл глаза ладонью. — Зачем?

— В следующий раз будет умнее, — буркнул киммериец, вытирая лезвие полой куртки одного из бандитов.

— В какой следующий раз? — Парень изумленно взглянул на друга. — Для него уже не может быть следующего раза!

Конан пожал плечами и вышел из дома. Иная мысль завладела им сейчас. Прежде он полагал, что Кармашан и есть тот самый Леонардас, что своровал у рыцаря Лал Богини Судеб. Теперь же он в этом сомневался. Более того, он был почти уверен, что ошибся. Леонардас три дня находился в гостях у Сервуса Нарота, а Кармашан в то же время жил в горах, среди разбойников. Правда, Конан был недалек от мысли, что он мог и раздвоиться, но здравого смысла в том не усматривал.

И все же: кого преследовать? Продолжать путь в Вендию или порыскать по горам, найти Кармашана и прикончить — просто так, на всякий случай?

Равнодушные к людским делам звезды постепенно гасли. Громада гор, уже освещенная невидимыми глазу лучами восходящего солнца, казалась зачарованным городом, влекущим тайнами и сокрытыми в недрах сокровищами. «Что ищешь ты, человек? — спрашивали они. — Жизни ли? Смерти?»

Конан плюнул в их сторону и решительно направился к своему коню.

Глава десятая. Беспокойная ночь

Тяжелая дума терзала Трилле весь следующий день. Вопли укушенных бандитов не давали ему покоя, звенели в ушах беспрестанно, отзываясь в сердце горьким чувством вины. «Теперь все равно, — тоскливо думал он, — какому богу молиться. Перед всеми грешен, перед всеми…» И прерывистый вздох вырывался из его груди, пугая Клеменсину и раздражая варвара.

Снова и снова припоминая события прошедшей ночи, Повелитель Змей задавал себе один и тот же вопрос: имел ли он право воспользоваться редким даром своим в таких гнусных целях, как убиение полдюжины разбойников, да еще подобным жестоким способом? Нет, не имел — таков был его твердый ответ.

Но, называя себя убийцей и развратником (он вкладывал в это слово иной смысл, нежели все остальные, имея в виду глупую душу свою, ничуть не дрогнувшую в тот момент, когда первый крик задавленного змеей бандита раздался во дворе), Трилле тем не менее понимал, что этими преступными действиями все-таки сохранил жизни друзей, кои сейчас ехали рядом с ним в угрюмом, но зато не вечном молчании.

Он покосился на Конана, потом на Клеменсину и разразился таким душераздирающим стоном, что лошади захрапели в недоумении и тревоге.

— Гр-р-р… — Киммериец обернулся, обдав бродягу ледяным взором ярких синих глаз. — Перестань реветь, парень!

— Страдаю, — объяснил Трилле, для пущей убедительности прижимая руку к сердцу. — Уж так страдаю, Конан, сил нет!

— Достань из мешка лепешку да съешь, — по-своему понял варвар причину страданий Повелителя Змей.

— Не хочу, — буркнул тот, но лепешку все же достал. Урча, он впился в нее зубами и смолотил в один миг. Как ни странно, настроение его действительно несколько поправилось. Ободренный, Трилле полез за второй лепешкой, но был остановлен справедливым Конаном, который без лишних слов отобрал у него мешок и привязал к своему седлу.