— Что ты хочешь от меня, ушастый?

— Ничего, — прошептал Элиар. — Я знаю, что от вашей силы нет противоядия. Знаю, что это останется со мной навсегда. Мне даже время не сумело помочь, хотя я очень надеялся. Ты просто скажи ей, что я по-прежнему ее люблю. Шестнадцать лет уже люблю, просто сейчас… немного иначе. Она славная, чудесная. Она поразила меня в самое сердце… еще тогда, наверное? А теперь я просто это понял и больше не хочу сделать ей больно!

Белка прикрыла глаза, чтобы не видеть его мечущегося в сомнениях взгляда. Ее сила… да, от этой магии нет спасения. Ни время, ни расстояние, ни привязанности больше не сумеют ее ослабить. Однажды Элиар уже был под ударом, но тогда он справился, сумел себя переломить, забыл. Но теперь… Кажется, он слишком долго пробыл рядом с ее маленькой девочкой. Слишком долго смотрел в ее глаза. С самого рождения не мог от них оторваться. Да только плохо понимал даже сейчас, что Мелисса не такая, как ее мать. Что она уже тогда сумела привязать его к себе. И сама привязалась, хотя Таррэн пристально следил за побратимом, опасаясь ненужных проблем.

А известно все стало только теперь. Сегодня, сейчас, когда расплакавшаяся Мелисса решилась-таки рассказать про свою оплошность и с непередаваемым отчаянием молча кричала: «Мама, помоги!»

— Пожалуйста, не говори Таррэну, — со вздохом повторил эльф, неловко поднимаясь на ноги. — Не хочу, чтобы он знал, что я его предал.

— А что, если он уже это знает? — ровно спросили рядом, и Таррэн бесшумно выступил из темноты, заставив побратима побледнеть, а Белку — укоризненно покачать головой.

— Прости меня, брат, — хрипло сказал Элиар. — Кажется, я подвел тебя.

— Еще как подвел… — вздохнула Белка. — Что ж нам с тобой теперь делать-то, а?

— Если хотите, я уйду. Сейчас же, немедленно. Я больше не вернусь в пределы и никогда вас не потревожу. Милле вырастет, повзрослеет, научится пользоваться даром. У нее будет семья, дети, хороший дом… или комната в Лабиринте, который ее тоже обожает. Я не стану никому мешать. Достаточно и того, что буду знать: она жива и с нею в порядке. Я на все готов, лишь бы ей не было больно.

Таррэн сжал ладонь Белки и, глядя на удрученного светлого, медленно покачал головой.

— Ты прав: ты должен уйти.

Элиар протестовал не стал. Просто молча поклонился и быстро поспешил прочь.

— Да не туда! — с досадой крикнула ему Белка. — В другую сторону, дурень!

— Выход из чертогов находится на востоке, — бесстрастно пояснил светлый.

— А Милле сейчас в другом конце сада! И если ты, мерзавец белобрысый, не сумеешь ее привести на бал с улыбкой, я тебе все уши оборву!

— Что? — неподдельно растерялся Элиар и медленно-медленно повернулся.

— Ты совершаешь двойную ошибку, ушастый, — рыкнула на него Белка. — Нет, даже тройную! Первая была в том, что ты умудрился влюбиться в нашу дочь. Вторая — что сказал об этом сначала мне, а не ей. Наконец, третья — в том, что ты стоишь сейчас тут, как истукан, а не бежишь ее догонять, пока еще есть время!

— Б-бел…

— Да что ж ты за дурак-то? Думаешь, я не пойму, что происходит с моей девочкой? Не соображу, почему она при виде тебя не знает, куда глаза девать? И как кусает губы до крови, когда какая-нибудь из красоток предлагает тебе незабываемый вечер?! Она ж тебя с колыбели знает! С детства обожает, да так, что мы уже беспокоиться начали! Все глаза проглядела, когда ты вовремя не явился, ночами в подушку плакала! Даже не сердится на тебя, гад ты этакий! А если и боится, то лишь того, что оказалась недостаточно для тебя хороша! И думает, что ты ищешь встречи лишь для того, чтобы сообщить о том, что снова ее бросаешь!

Элиар растерянно оглянулся на Таррэна, но тот только кивнул: от стаи нельзя ничего скрыть.