Все молчали. У Рэми не было сил на магическое зрение. Он вновь погрузился в густую, тяжелую темноту, в которой более не вспыхивали пятна аур живых существ и не проглядывали неясные очертания предметов. Но в этой темноте было так удобно наедине с болью.
— Открой глаза! — приказал, наконец-то, Тисмен.
Рэми попытался поднять тяжелые веки. Удалось ему это далеко не сразу: ресницы слиплись от засохшей мази, и кто-то еще раз прошелся мягкой тканью по глазам Рэми, стирая с них остатки зелья.
— Открой глаза, Рэми, — вновь приказал Тисмен.
Рэми открыл и неосознанно зажмурился, спасаясь от резанувшей лоб боли.
— Не спеши! — одернул его зеленый телохранитель.
Зашелестела тяжелая ткань — кто-то плотно задернул на окнах шторы. Рэми по приказу Тисмена пытался ослабить веки.
— Еще раз…
Рэми медленно открыл глаза и быстро-быстро замигал, смахивая ресницами набежавшие на глаза слезы.
— Все хорошо… — прошептал Тисмен. — Еще раз… старайся не моргать…
Все вокруг расплывалось. Мягкий полумрак, укутавший стоявшую в двух шагах от Рэми кровать, бледное, неясное лицо Тисмена, и новый взмах ресницами, после которого все резко прояснилось.
Рэми вздохнул глубже… чувствуя, как расползается по душе тепло облегчения. Он действительно видел…
— Ты похудел, принц, — улыбнулся Рэми, переведя взгляд на Мираниса, — хотя, казалось, дальше некуда.
— Ты можешь идти, — напряженно ответил наследник Кассии. — Отдыхай, Рэми, через три дня мы возвращаемся в мою страну.
Рэми вздрогнул:
— Мы?
— Ты же хотел быть со мной? — усмехнулся Миранис, помогая Рэми встать с кресла. — Так в чем теперь дело? Если ты надумал остаться здесь… прости… но теперь это невозможно.
Аланна оторвала счастливый взгляд от жениха и резким движением повернулась к брату. Она вопросительно смотрела на Мира, потом на Рэми, и как будто что-то порывалась сказать, да не решалась. И смущалась и робела она явно не перед царственным братом или перед мрачных женихом, а перед стоявшим в стороне и не вмешивающимся в их разговор Элизаром. А вот Рэми уже не боялся — он кивнул приветственно дяде и получил в ответ такой же кивок, сопровождающийся мягкой улыбкой. Рэми отвернулся — ему было странно видеть на устах вождя эту улыбку.
— Нет, не передумал, — твердо ответил телохранитель. — Знаю, во что ты опять играешь. Хочешь меня разозлить, заставить сделать назло. Но я давно не мальчик, Миранис, чтобы ты там себе не думал. Можешь делать что угодно, говорить что угодно, но никогда, даже в сердцах, я не захочу тебя оставить.
— Я сказал что сказал, Рэми, — холодно ответил Миранис. — Не более, но и не менее. Ты сделал свой выбор, а теперь выбор сделали за тебя. Не так ли, вождь?
Рэми внимательно посмотрел на принца, потом повернулся к дяде. Столь же черные, как и у наследника, с ноткой усталости, глаза вождя были спокойны:
— Мы поговорим, — резко сказал Рэми. — И ты мне все объяснишь, не так ли, дядя?
— Мы поговорим, — ответил вождь. — Когда ты пожелаешь, мой мальчик. Но пока тебе действительно стоит отдохнуть… ты же на ногах едва стоишь после битвы и лечения Тисмена.
Рэми почувствовал, что и в самом деле устал. Потому, одарив принца еще одним дерзким взглядом, он позволил Аланне увлечь себя к выходу. Хорошо… он выспится… но потом пойдет к Элизару и заставит его рассказать все… и в подробностях. Рэми чувствовал, что ему это надо, нет, даже необходимо знать. |