«Конечно, – подумала я, уткнув подбородок в колени и слушая музыку, – ведь ей не приходится с ним жить». Конечно, Сэмюэль – «приятный мужчина», но к тому же он упрям, агрессивен и стремится все контролировать. Впрочем, я не менее упряма и агрессивна.
Кто‑то вежливо прошептал «прошу прощения» и сел на траву прямо передо мной. Я сочла такое соседство с незнакомым человеком слишком близким, поэтому передвинулась на несколько дюймов – и уперлась спиной в ноги Адама.
– Я рад, что ты уговорила его выступить, – прошептал вервольф‑Альфа. – Выступая перед толпой, он в своей тарелке, верно?
– Это не я его уговорила, – ответила я. – Это сестра, с которой он работает.
– Я однажды слышал, как пел Маррок и с ним оба сына: Чарльз и Сэмюэль, – сказал Уоррен так тихо, что вряд ли кто‑то, кроме меня, услышал. – Это было…
Он отвернулся от сцены, поймал поверх головы Кайла взгляд Адама и пожал плечами, не в силах подобрать слова.
– Я слышал их, – сказал Адам. – Такое не забудешь.
Пока мы разговаривали, Сэмюэль взял свою старую валлийскую арфу. Сыграл несколько тактов, давая технику время подбежать и настроить звуковую систему на негромкие тона нового инструмента. Окинул взглядом толпу и остановился на мне. Если бы я могла отодвинуться от Адама, не сев при этом на незнакомого соседа, я бы это сделала. Адам тоже встретил взгляд Сэмюэля и жестом собственника положил руку мне на плечо.
– Перестань! – рявкнула я.
Кайл заметил, что происходит, и тоже положил руку мне на плечо, при этом сбросив руку Адама. Адам негромко зарычал, но отодвинулся на несколько дюймов. Кайл ему нравился, но, что еще важнее, Кайл гей и человек, и Адам не хотел угрожать ему.
Сэмюэль перевел дух и сдержанно улыбнулся, представляя свой последний номер. Я расслабилась рядом с Кайлом, слушая, как арфа и арфист оживили старинную валлийскую песню. Валлийский – родной для Сэмюэля. Когда он расстроен, у него появляется валлийский акцент. Этот язык создан для музыки – мягкий, напевный, волшебный.
Ветер чуть усилился, зашуршал листвой, аккомпанируя Сэмюэлю. Когда Сэмюэль закончил, несколько мгновений слышался лишь шелест листвы. И тут, разрушая очарование, вернулся нелепый катер. Слушатели начали вставать и аплодировать.
Почти всю последнюю песню у меня в кармане вибрировал телефон, поэтому, пока Сэмюэль убирал инструменты, освобождая сцену для следующего исполнителя, я отошла в сторону.
Найдя относительно тихое место, я достала телефон и обнаружила, что пропустила пять звонков – все с незнакомого мне номера. Тем не менее, я его набрала. У того, кто звонит пять раз подряд, должно быть, горит.
Ответили на первый же сигнал.
– Мерси, у нас неприятности.
– Дядюшка Майк? – Голос его, да и кто еще говорит с таким сильным ирландским акцентом? Но такого тона я никогда у него не слышала.
– Полиция людей арестовала Зи, – сказал он.
– Что?
Но я знала. Я знала, что будет с тем, кто убивает иных. При необходимости древние существа обращаются к своим древним законам. И знала, что, называя имя О'Доннелла, подписываю ему смертный приговор, но была уверена, что все обставят так, чтобы никого нельзя было обвинить. Как несчастный случай или самоубийство.
Я не ожидала, что иные проделают это так неловко и привлекут внимание полиции.
Телефон зажужжал, сообщая, что мне звонит еще кто‑то, но я не обратила на это внимания. Зи убил человека и был схвачен.
– Как это произошло?
– Нас застали врасплох, – ответил дядюшка Майк. – Мы с Зи пошли поговорить с О'Доннеллом. |