|
Кругом виднелись пятна свежей зелени, то был знак ранней весны. По крутому каменистому склону поднималось нечто похожее на лестницу. Грубые и неровные ступени ее скорее всего были созданы природой. Высоко, почти на уровне вершин деревьев, был уступ, над которым свисала отвесная стена. Уступ порос травой и его украшал огромный корявый пень, с двумя изогнутыми ветвями; в неверном утреннем свете он напоминал фигуру какого-то угловатого старика. — Айда наверх! — радостно воскликнул Мерри. — Подышим вволю и осмотримся вокруг! Они полезли наверх. Если лестницу и делал кто-то, то явно рассчитывал на ноги побольше и подлиннее, чем у хоббитов. Они были слишком возбуждены, чтобы заметить и удивиться, как замечательно быстро зажили рубцы и язвы, оставшиеся после плена, и вернулась энергия. Они выбрались на край уступа, почти у подножия старого пня; обернувшись спиной к холму и глубоко дыша, посмотрели на восток. Оказалось, что вглубь леса они прошли всего три-четыре лиги. Вершины деревьев спускались по склонам к долине. Там, у самого края леса, очень далеко, поднимались клубящиеся столбы черного дыма, волнами плывшего по направлению к ним. — Ветер меняется, — сказал Мерри, — и опять с востока... Чувствуешь, как холодает? — Да. Боюсь, что солнце проглянуло ненадолго и скоро все опять посереет. Как жаль! Этот старый запущенный лес при солнечном свете совсем другой. Я почти полюбил его! — Почти полюбил лес! Вот это славно! Очень любезно с вашей стороны, — произнес странный голос. — Повернитесь-ка и дайте взглянуть на ваши лица. Похоже, вы мне не очень-то нравитесь, но не будем спешить. Повернитесь! Большие узловатые ладони легли на их плечи, и их повернули, мягко но настойчиво; затем две огромные руки подняли их. Перед ними было совершенно необычное лицо. Оно принадлежало огромной фигуре, похожей не то на человека, не то на тролля, не ниже четырнадцати футов, очень крепкой, с длинной головой и почти без шеи. Руки покрывала гладкая коричневая кожа, вовсе не похожая на кору, покрывавшую, казалось, все остальное тело. На огромных ногах было по семь пальцев. Нижняя часть длинного лица заросла широкой седой бородой, кустистой, у основания напоминавшей тонкие прутья, а на концах похожей на мох. Но в первый момент хоббиты не заметили ничего, кроме глаз. Эти глубокие глаза теперь осматривали их, медленно и серьезно, очень проницательно. Они были коричневыми, и в их глубине то и дело вспыхивал зеленый огонек. Потом Пин часто пытался рассказать о своем первом впечатлении от этих удивительных глаз. — Казалось, их наполняет вековая память и долгие, медленные, размеренные размышления, а поверхность их искрилась настоящим: так бывает, когда солнце играет в кроне гигантского дерева или на волнах очень глубокого озера. Не знаю, но мне почудилось, будто что-то, что росло в земле — сонное вроде как — вдруг пробудилось и изучает вас так же медленно, как жило на протяжении уже нескольких лет. — Грумм, гумм, — пробормотал голос, низкий, как у какого-нибудь деревянного духового инструмента. — Очень странно! Не спешить — вот мое правило! Но если бы увидел вас прежде, чем услышал голоса — а мне они понравились, приятные голоса, они напомнили мне что-то, чего я не могу вспомнить — если бы я увидел бы вас прежде, чем услышал, я бы попросту раздавил вас, приняв за маленьких орков, и лишь потом обнаружил бы ошибку. Очень вы странные! Пин, хотя и не оправился от удивления, но больше не боялся. Под взглядом этих глаз он чувствовал больше любопытства, чем страх. — Будьте добры, — сказал он, — вы кто? Или... что? Подозрительность и осторожность промелькнула в старых глазах, глубина их как-то изменилась. — Грумм... — ответил голос. — Ну, я — энт. Во всяком случае, так меня называют. Да, это самое слово. Некоторые называют меня Фангорн, другие — Древобород. |
