И самое главное, что-то сбилось в самом процессе производства. Директору удалось пробить очень хороший государственный заказ для армии, после которого многое должно было наладиться, и деньги даже должны появиться, но вот уже неделю шел сплошной брак — сталь не отвечала требуемым характеристикам. Никто не мог понять, в чем причина, потому что все делалось как обычно, и так, как надо. Наши специалисты головы себе ломали в своих лабораториях, анализируя образцы, предлагали попробовать то одно, то другое, чтобы выправить положение. И все равно ничего не получалось.

Отец обрадовался, когда сталь пошла, он очень хотел верить, что день моего рождения станет переломным. Но дядя Коля Мезецкий, ближайший друг отца и сталевар с феноменальным опытом (он был постарше отца и довольно значительно) мрачно покачал головой.

— Опять не то идет, все не то… На оттенок погляди.

Сам я этих «оттенков» различить не мог, как ни пыжился. Для меня все было одно — огненная река как огненная река, безумно красивая и страшная, затихающая, когда разливается по формам, и меняющая цвет, как обычная речка при ярком закате меняет цвет от красно-золотого к серо-синему, а потом погружается в сумерки. Но дядя Коля умел видеть то, чего никому больше не было дано. Один перелив в этой огненной реке мог рассказать ему больше, чем всем нашим специалистам со всеми их химическими анализами, хотя они могли распознать на своих современнейших приборах с компьютерной диагностикой состав стали буквально до миллионной доли процента.

— Не может такого быть! — горячо возразил отец. — Все по науке сделано, все правильно.

Дядя Коля опять покачал головой, будто хотел что-то ответить, но не стал. Последовала короткая пауза.

— И что делать, если и сегодня сталь не получится? — спросил отец. — Зубы на полку класть?

Дядя Коля вновь ничего не ответил. Он продолжал всматриваться в расплавленный металл, а отец, пожав плечами, пробормотал:

— Чертовщина какая-то… Все ведь правильно делаем. Абсолютно правильно.

Дядя Коля тряхнул головой — как от забытья очнулся.

— Бывает так, что сталь иногда не терпит лишней правильности, — сказал он. — Да, такое бывает. У стали свой характер, и кто с этим характером считаться не хочет, того она наказывает, будь ты хоть семи пядей во лбу и воображай, что у стали от тебя секретов нет… Такое на нашем производстве несколько раз было. Я беру только те разы, в которых тайна сохранялась, а не те, когда не могли справиться с новой технологией. Скажем, когда у нас бессемеровская сталь не пошла — причиной была чистая технология. Точнее, ошибки в освоении неведомой технологии. Мы же бессемеровский конвертор первыми в России запускали, в 1865 году, почти одновременно с Воткинским заводом. Только почему-то про Воткинский завод все помнят, а про нас забыли. И что? Тоже, как и воткинцы, несколько лет осваивали новый процесс, ничего не клеилось, и нормальная бессемеровская сталь у нас пошла лишь в 1872 году, когда уже первые мартены начали ставить… Но там было понятно, откуда неудачи. Точно так же и лет за пятьдесят до того. Тогда методом проб и ошибок всякий раз изготавливали хорошие огнеупорные тигели. Муторная же это была работа! До тех пор мучились, пока не появились разработки Аносова. Это все от незнания происходило, от отсутствия опыта, от объяснимых, в общем-то, причин — ничего таинственного в этом не наблюдалось.