— Здорово тебя разукрасили! — сказала она. — И охота тебе было схлестываться со всякой шпаной.

— Это не шпана была, — сказал я. — Это… В общем, слушай. И я рассказал ей все, от и до, в том числе и то, что раньше от нее утаивал, и не просто утаивал, а, если прямо говорить, водил ее за нос. Рассказал и о том, как меня тоже похитили, и чем это кончилось, и откуда мои боевые раны. Она ахала и время от времени спрашивала:

— А ты не присочиняешь?

Я показал ей глобус-копилку, привел и другие доказательства, а под конец сказал:

— И твой отец знает, кто такой Ковач. Если ты как-нибудь хитро начнешь его расспрашивать, он обязательно проговорится.

Машка задумчиво кивнула:

— Теперь я догадываюсь, о чем отец так долго говорил с Ковачем, когда тот меня привез.

— Вот погоди, — сказал я. — Когда у меня лицо заживет и не будет сплошным синяком, мы вместе пойдем к Ковачу, и ты сможешь задать ему какие угодно вопросы.

— Куда же мы к нему пойдем, если его дом сгорел, и он теперь из мартеновского цеха не вылезает? — спросила Машка.

— Я вытащу его на прогулку, — заверил я.

— Знаешь, — сказала Машка, — по-моему, тебе надо все это записать.

— Как я могу? — ответил я. — Это же тайна!

— Согласна, тайна, — сказала она. — Но это — из тех тайн, которые люди обязательно должны знать.

— Ты думаешь?.

— Уверена.

— Ну не знаю. Надо поразмыслить.

— Не надо размышлять. Бери тетрадку, ручку и пиши, пока ты лежишь в постели и тебе нечего делать!

— Но я не могу выдавать…

— А ты замени имена. И еще как-нибудь следы запутай, чтобы прицепиться было не к чему. Так все писатели делают.

— Но я же не писатель…

— Тебе и не нужно быть писателем. Тебе нужно правдиво и толково рассказать эту историю, чтобы главное дошло до людей. Может, у каждой профессии есть свой Ковач. Вот пусть люди и учатся вызывать своих защитников. А главное подчеркни, что вызвать такого защитника может только настоящий мастер своего дела.

— Ты прямо за меня все по полочкам разложила, как школьная учительница, когда дает план сочинения, — сказал я.

— Я не даю тебе никаких планов. Я пытаюсь подсказать тебе, как начать, чтобы было легче рассказывать. А ты просто пиши, ни на что не оглядываясь.

В общем, она меня уговорила. Я взял тетрадку и ручку и стал писать. Первые страниц сорок я написал в постели, а потом потихоньку дописывал изо дня в день. Иногда, в удачные дни, получалось написать страниц десять, а иногда, когда я был занят или что-то не клеилось, я добавлял всего по пол странички.

И теперь я подхожу к тому, что было дальше.

Где-то дней через десять я и правда вытащил Ковача на прогулку со мной и с Машкой. Мы пошли вдоль реки, мимо небольшого городского парка. Лохмач и Ричард то резвились на берегу, то скатывались на лед и носились по нему, а мы с Машкой шли над берегом, по бокам от Ковача. Только что про шел снегопад, и пушистый, еще не слежавшийся снег искрился на солнце, а в воздухе уже пахло весной — появился свежий такой запах, немного похожий на аромат то ли ананасного компота, то ли хвойного отвара. И небо было голубым совсем по-весеннему, а не по-зимнему.

— Ковач, — сказал я, — а почему ты — венгр? Ведь, по идее, у тебя не должно быть национальности, раз ты помогаешь металлургам всего мира… и отвечаешь за сталь во всем мире. Или не во всем?

— Ну… — Он призадумался.