– Ничего не знаю о такой воле, – пожал плечами колдун.

«Он знает, что я невиновен, знает, какой негодник старейшина, но молчит… Я, конечно, погибну, если не произойдет чуда, – подумал Иосиф. – И самое горькое – моя смерть ничего не изменит и не продвинет к правде этих бедных, обманутых людей…»

На казнь Иосифа повели трое палачей, которых назначил старейшина. Это были, видимо, его сообщники, от них нельзя было ожидать пощады.

Оставшиеся у пещеры молча глядели вслед.

«Меня ли вы казните, люди?» – хотелось крикнуть Иосифу, но губы его не слушались, он весь дрожал от холода.

Палачи и жертва медленно поднимались в гору по глубокому снегу. Впереди, опираясь на копье, ступал высокорослый детина, рыжий и, кажется, немой. Процессию замыкали два стражника.

Когда отошли от пещеры, стражники вытащили изо рта Иосифа кляп.

Иосиф приостановился, попробовал вдохнуть полной грудью, но в глазах помутилось, он едва не упал. Откашлялся, освобождаясь от противного волосяного остья.

– Прекрасный солнечный день, – сказал он, обращаясь к стражникам. – Я очень сожалею, братья, что из‑за меня вы останетесь сегодня голодными.

– Скверный обычай, – проворчал один из стражников. – Все обычаи, которые трудно исполнять, должны быть отменены. Их придумали люди, которые жили, как звери.

– Ошибаешься, – возразил Иосиф, удивляясь, что как бы даже перестал чувствовать холод. – В обычае много смысла: какою бы справедливой ни казалась казнь, все же это одновременно и преступление со стороны тех, кто так или иначе допустил до казни. Бывает, что люди не разобрались, ошиблись, стали жертвой хитрости. Об этом и напоминает обычай…

– Не болтай! – закричал стражник, отчего‑то обеспокоившись. – И какому дураку взбрело на ум сбрасывать убийцу? Не проще ли было бы связать его и кинуть с обрыва?.. После снегопадов здесь часто сходят лавины.

– Я не убийца, братья. Это ваш старейшина убийца. Он нарочно подстроил, чтобы я ни слова не сказал в свое оправдание. Но знайте, всех вас покарают боги за несправедливость.

– Нас не покарают, – сказал другой стражник. – Мы делаем то, что велит старейшина. Он отвечает перед богами, а мы отвечаем перед ним.

– Ошибаешься, брат. Это заблуждение – думать, что можно избежать ответственности перед богами. Все люди рождены равными – с равной ответственностью.

– Так только говорится, – сказал стражник, которому явно не хотелось приближаться к обрыву. – Все люди рождаются из одного места, но всем достаются разные места в жизни. Перед богами должны отвечать те, кто ближе к ним.

«Вот начало рабской психологии – неравенство, добровольное одобрение навязанного неравенства…»

Пора было подумать и о самом себе: надежда на чудесное освобождение таяла с каждым шагом.

Сердце переполнилось обидой. Какими ничтожными казались с высоты люди, все еще стоявшие у пещеры! Для них это был спектакль.

«В крайнем случае спрыгну с противоположной стороны склона, не доходя до отвесной скалы… Убьюсь, поломаю ноги, замерзну в снегу… А если не убьюсь?..»

Видимо, палачи догадывались о возможности побега: сузили треугольник, – Иосиф был в досягаемости их цепких жилистых рук.

«Помирать, так с музыкой…»

– Воз‑мез‑ди‑е не‑го‑дя‑ям! – внезапно, во весь голос закричал Иосиф.

Лица у стражников вытянулись: что‑то, видимо, случилось.