Вчера я не поехала в Каррфур. Не могла. Сказала, что болит зуб. Нуну засуетилась вокруг меня. Она дала мне несколько капель своей настойки, от нее я заснула. Проснувшись, я почувствовала себя посвежевшей, но вскоре мои тревоги опять стали терзать меня. Ребенок, которого я так ждала… каким он будет? Что станет с моей бедной Женевьевой? Сегодня утром она приходила, она всегда приходит ко мне в первую очередь. Я слышала, как она разговаривала с Нуну за дверью. Нуну говорила: «Твоя мама плохо себя чувствует, у нее болит зуб, она хочет отдохнуть». «Но я всегда хожу к ней», — ответила моя дочь. «Не сегодня, дорогая. Пусть мама отдохнет». Но Женевьева пришла в бешенство. Она топала ногами, и когда Нуну старалась удержать ее, она укусила ее за руку. Я лежала и дрожала. Он прав. Эти внезапные приступы — не просто детские капризы. Нуну не может справиться с ними… и я не могу. Я позвала ее, и она вошла, в глазах ее стояли слезы, губы плотно сжаты. Она бросилась ко мне и обхватила меня с неистовой силой. «Нуну хочет разлучить нас. Я не позволю ей. Я убью ее». Вот как она говорила, безудержно, дико. Она так не думает, всегда говорила я. Просто у нее такая манера! Как она похожа на Онорину. Мой отец заметил в ней это семя. Да, оно есть… меня охватил ужас.

Папа зовет меня. Поэтому я поехала в Каррфур. «Он все время ждет вас, — сказали мне. — Он следит за дверью. Зовет вашу мать. Наверное, он думает, что вы — это ваша мать.» Я села у его постели, он смотрел на меня дико блестевшими глазами и звал то меня, то мою мать. Он бормотал что-то о грехе и воздаянии, но было не так понятно, как раньше. Я думала, он умирает. Я видела, что он все больше возбуждается, и склонилась, чтобы расслышать его слова. «Ребенок? — спрашивал он. — Будет ребенок?» Я подумала, что он говорит о том, что я сказала ему, но потом поняла, что мысли его далеко в прошлом. «Ребенок… У Онорины будет ребенок. Как это могло случиться? О, это воздаяние Господне. Я знал… и несмотря на это… я ходил к ней, и это воздаяние Господне… до третьего и четвертого колена… а семя… порочное семя… будет жить вечно». «Папа, — сказала я, — все это давно прошло. Онорина умерла, а я здорова. Со мной ничего не случилось». Он смотрел на меня непонимающим взглядом и бормотал: «Мне сказали, что у нее будет ребенок. Я хорошо помню тот день. «Вы станете отцом», — сказали мне. И они улыбались мне… и не знали, какой страх был в моем сердце. Вот оно — воздаяние. Мой грех не умрет вместе со мной. Он будет жить в третьем и четвертом поколениях. В ту ночь я пошел к ней в комнату… Я стоял над ней. Она спала. У меня в руке была подушка. Я мог задушить ее… это был бы конец… конец ей и ребенку. Но она была красива… черные волосы… круглое детское лицо… а я был трусом, я упал на нее, обнял и понял, что никогда не смогу убить ее».