— Зачем ему это нужно?

— О… просто так, для развлечения. Он ненавидит людей.

— Я уверена, что это не так. Люди не могут ненавидеть… без причины.

— Мой отец — необычный человек, — она говорила почти с гордостью — ее голос непроизвольно дрожал от ненависти, странной ненависти с оттенком уважения.

— Мы все не похожи друг на друга, — быстро сказала я.

Она звонко расхохоталась — я заметила, что она так смеялась, когда говорила об отце.

— Он ненавидит меня, — продолжала она, — понимаете, я похожа на мать. Нуну говорит, что с каждым днем сходство все больше. Я напоминаю ему мою мать.

— Вы наслушались сплетен.

— А по-моему, вы недостаточно к ним прислушиваетесь.

— Это не самый увлекательный способ времяпрепровождения.

Она опять засмеялась:

— Я могу только сказать, мисс, что вы не всегда увлекательно проводите свое время.

Я почувствовала, как вспыхнула от возмущения, — это была чистая правда.

Она показала на меня:

— Вы-то любите сплетничать, мисс. Ничего страшного. Вы мне за это нравитесь. Я бы не вынесла, если бы вы в действительности были такой хорошей и правильной, какой притворяетесь.

— Почему вы не разговариваете со своим отцом нормально?.. Такое впечатление, будто вы боитесь его? — спросила я.

— Его все боятся.

— Я не боюсь.

— Правда, мисс?

— Почему я должна его бояться? Если ему не нравится моя работа, он может указать мне на это, я уеду и никогда больше не увижу его.

— Да, вам легче. Моя мать боялась его… ужасно боялась.

— Она вам так и говорила?

— Словами она этого не выражала, но я знала. И вы знаете, что с ней случилось.

— Не пора ли нам ехать? Мы не вернемся до темноты, если будем зря терять время, — сказала я.

Она умоляюще посмотрела на меня:

— Как вы думаете, когда люди умирают… не обычной смертью, а когда их… Как вы думаете, возможно ли, что они не остаются в своих могилах, а возвращаются и ищут…

Я резко сказала:

— Женевьева, что это вы говорите?

— Мисс, — сказала она, будто звала на помощь, — иногда ночью я неожиданно просыпаюсь в ужасе из-за звуков, которые слышу в замке.

— Дорогая Женевьева, многие время от времени неожиданно просыпаются в ужасе, потому что им снятся дурные сны.

— Шаги… стук… Я слышу их. Я слышу. Я правда слышу. Лежу и дрожу… и жду, что вот-вот увижу…

— Свою мать?

Девочка была явно напутана; она тянулась ко мне за помощью. Бесполезно объяснять ей, что это чепуха, что привидений не существует. Ей бы это совершенно не помогло потому, что она подумала бы, что это обычная уловка взрослых для успокоения детских страхов.

Я сказала:

— Послушайте, Женевьева, предположим, привидения существуют и твоя мать действительно приходила.

Она кивнула, глаза ее округлились от удивления.

— Она ведь любила тебя?

Я видела, как крепко она сжала поводья.

— О да, она любила меня… никто так не любил меня, как она.

— Она ведь никогда не причинила бы тебе зла? Неужели ты думаешь, что теперь, кода она мертва, она переменила отношение к тебе?

Я увидела, как смягчилось выражение ее лица; я была довольна собой. Я дала ей утешение, которого она так отчаянно искала.

Я продолжала:

— Когда ты была ребенком, она ухаживала за тобой; если она видела, что ты вот-вот упадешь, она спешила к тебе на помощь, не так ли? — Она кивнула.