Эльфейм ошеломили его слова. У нее из головы не выходил юный Лохлан, изо всех сил пытающийся оставаться человеком без помощи материнской силы и веры.

— Тогда пусть они приезжают сюда! — Она стиснула его руки, не думая о том, что ее слова звучат по-детски, идеалистично. — Мы можем помочь им. Моя семья обязательно примет тебя. Они увидят, какой ты хороший. Отец, мать и брат оценят, как ты ежедневно сражаешься с тьмой и побеждаешь ее. Мои близкие начнут доверять тебе точно так же, как я. Ты поможешь своему народу заслужить их уважение.

Лохлан не мог отвести взгляд от ее глаз, в которых сияла вера. Пора было рассказать ей о Пророчестве. Лохлан должен признаться, что его миссия состояла в том, чтобы не дать ей выжить, но он оставил свой народ, забыл про Пророчество из любви к ней. Однако фоморианец не мог. Она завернула его в искрящуюся паутину ее мечты, и ему не хотелось возвращаться в реальный мир.

— Если бы все было так просто, — вздохнул он.

— То никто не делал бы ошибок.

Она, улыбаясь, повторила слова своей матери.

— Я люблю тебя, сердце мое. — Он заключил ее в объятия. — Я всегда буду тебя любить.

Эльфейм наклонилась к нему и возвратила поцелуй.

Она услышала, что его крылья зашелестели, пробуждаясь, и прошептала ему:

— Отнеси меня в постель, муж мой.

С нечеловеческой силой он стремительно поднялся на ноги и подхватил Эльфейм. Звериными, скользящими шагами Лохлан преодолел расстояние до кровати за время меньшее, чем нужно для удара сердца. Вскоре сброшенная одежда, все еще влажная от дождя, кучей валялась у их ног. Обнаженная Эльфейм вытянулась на роскошных простынях. Лохлан лежал сверху. Его крылья развернулись, он стал похож на огромную хищную птицу. Фоморианец опирался на локти, сунув руки под толстое одеяло. Она чувствовала его напряжение, дрожью проходящее через тело. Эль попыталась поцеловать его глубже и заметила, как он сдерживается, пытается стабилизировать дыхание и держать страсть под контролем.

— Лохлан, ты мой муж. Не бойся любить меня.

— Я опасаюсь вовсе не этого! — Его голос звучал глухо от желания и огорчения. — Не хочу сделать тебе больно! — Он вздохнул так, что в горле у него что-то пискнуло, и прижался к ней лбом. — Мои руки делаются как когти. Жажда крови становится удовольствием. Я не могу любить тебя без страха.

Что-то в тоне, каким он говорил, разбудило в ней глубинные инстинкты. Избранная ощутила, что в ней медленно и устойчиво разгорается ярость Богини. Кожу покалывало, кровь пульсировала в горячем чувственном ритме.

— Ты оскорбляешь меня.

Лохлан поднял голову, на его лице ясно отразилось изумление. Она с силой отпихнула фоморианца, ее глаза расширились от гнева. Потом Эль не торопясь наклонилась и погладила обратную сторону крыла, заставив Лохлана застонать.

— Я не уклоняюсь от твоих прикосновений. Забыл, что я больше чем человек? Я быстрее, сильнее!.. — Она снова погладила его крыло и, когда он застонал, поддразнивая, укусила его за плечо, оставив красный отпечаток. — Кое-кто даже говорит, что я Богиня.

Глаза Лохлана вспыхнули темным светом, который зажег в ней ответное желание. Она помнила о жажде крови, в которой он признался. Ей не хотелось бы, чтобы это случилось, но в мыслях о том, как он сжимает зубами ее кожу, было что-то эротическое, своего рода чувственное вторжение, не похожее на то, как он входил в ее тело.