На берегу кузнецы все еще возились в своей походной кузнице под парусиной, которую натянули, чтобы скрыть отблески пламени. Они страдали от невыносимой жары и то и дело высовывались наружу, чтобы глотнуть свежего воздуха и утереть заливавший глаза пот.

Матросы работали без перерыва целый день, но никто не помышлял об отдыхе. Было понятно без разъяснений, что жизнь каждого человека на борту «Морского ястреба» зависит от скорости ремонта. Каждую минуту их могли обнаружить проплывающие вдоль берега испанские корабли или увидеть со скалы испанцы, бросившие якорь в соседней бухте.

«Морской ястреб» подогнали так близко к берегу, как это только представлялось возможным, и матросы весь день напролет выкачивали насосами воду из трюма. Даже Лизбет, мало сведущая в теории и практике мореплавания, почувствовала, что корабль освободился от лишнего веса и закачался на волнах с прежней легкостью.

Ночь была невыносимо душной, в воздухе не чувствовалось ни малейшего дуновения ветерка. Даже если бы не тревога за Родни, Лизбет все равно не удалось бы заснуть в такой удушающей атмосфере. Она жалела матросов, которым все еще приходилось работать, но понимала, что любая работа, даже самая изнурительная, предпочтительнее испанской тюрьмы или участи прикованных к галере рабов, которым смерть от изнеможения кажется благом.

Родни! Родни! Лизбет вдруг захотелось окликнуть его вслух. С внезапным страхом она подумала, что, возможно, не увидит его больше. Испанцы могли схватить и убить Родни, и от этой мысли ей словно вонзился нож в сердце. Боль была настолько сильна, что Лизбет зажмурилась и застонала. Родни!

Она ясно увидела перед собой его энергичный подбородок, широкий лоб, густые разлетающиеся брови, прямой нос, чувственные губы… Увидела, как его глаза смотрят на нее с выражением, от которого кровь обжигающей волной прилила ей к щекам. Слова, которые он сказал перед уходом, внезапно обрели новый смысл: «Смерть не имеет значения, но требуется мужество, чтобы посмотреть ей в лицо…»

Лизбет укусила себя за пальцы, чтобы не разреветься. Родни не должен погибнуть, не должен! Он останется жить, он вернется назад, на корабль… вернется к ней!

Родни, Родни! Если бы она только могла молиться, но комок, сдавивший горло, не давал произнести привычные слова молитвы.

— Милостивый Боже, верни его мне!

Слова дались ей мучительно тяжело, но все же принесли некоторое утешение.

Родни, Родни! Ночная тьма душила Лизбет, и, задыхаясь, она впервые поняла, как умирают от беспокойства. Часы тянулись бесконечно долго, а он все не возвращался. Перед уходом он разместил на скале часовых, чтобы в случае появления неприятеля они могли поднять тревогу. Матросы укрылись под кокосовыми пальмами в зарослях, густо покрывавших склон горы. Лизбет смутно различала их силуэты. Она знала, что все они сейчас смотрят в том направлении, откуда должен появиться Родни.

С первым лучом солнца команда под началом Барлоу вновь включилась в лихорадочную деятельность, и вскоре матросы уже едва переводили дыхание не столько от жары, сколько от быстроты, с которой выполнялась работа.

И вот, когда Лизбет поняла, что больше не вынесет ожидания, когда ее глаза невыносимо разболелись от высматривания человека, который все не появлялся, Родни наконец вернулся! Он подошел незаметно. Спустился вниз с горы и вступил на песчаный берег прежде, чем Лизбет почувствовала его присутствие.

Но даже не видя его, по реакции людей на берегу можно было догадаться, что он уже здесь. Не то чтобы все побросали работу или что-то сказали или сделали, но каждый член команды отреагировал одинаково: он словно сбросил с плеч невидимую тяжесть, и это избавление от напряжения пронеслось по кораблю так же отчетливо, как пронесся бы крик.