Патриция молчала.

— Я ненавижу больницы. — Стив скривился. — Конечно, больницы не нравятся никому. Но у меня о них самые ужасные воспоминания. У меня был друг и коллега, который погиб, когда мы делали репортаж о беспорядках в Белфасте. Он не просто погиб, он закрыл собой меня, потому что увидел в объектив своей камеры, что в меня целится снайпер. Врачи делали все, что могли, чтобы спасти его, но они всего лишь люди. Теперь, каждый раз попадая в больницу, я оказываюсь во власти воспоминаний о той трагедии.

Патриция смотрела на мужа, не в силах произнести ни слова, потом она собралась с мыслями и выдохнула:

— Папа рассказывал мне — он читал об этом в газете, но разумеется, подробности там не сообщались… А Дэвид… он предположил, что тебя после этого могут мучить ночные кошмары.

— Что еще тебе сказал Дэвид?

— Только то, что он там тоже был… Поэтому ты все бросил и уехал на остров?

— Да.

— Почему ты сразу не рассказал мне об этом, Стив?

Вокруг его рта обозначились резкие складки.

— Патриция, сейчас я скажу тебе то, что не говорил ни одному человеку. Я приехал на этот остров в первую очередь из-за того несчастного случая. Это был единственный способ справиться с тем чувством вины, которое я ощущал. — Стив резко выдохнул. — Все могло бы быть по-другому, если бы я не зациклился на этой истории.

— О, Стив! И ты жил со всем этим до сих пор! — Патриция всхлипнула.

— Не только с этим. У меня еще было чувство полного опустошения. Словно от всего, что я повидал, все мои чувства атрофировались. Я был абсолютно уверен, например, что никогда не смогу полюбить. Пока ты не появилась в моей жизни. Мне казалось, что я ни к кому не испытывал сильных чувств, кроме Джона. И такая жизнь меня устраивала. — Стив продолжил очень мягко: — Именно ты заставила меня отказаться от такой жизни! Девушка, напомнившая мне о моей сестре и о ее падении, девушка, которая всегда отворачивалась от меня. Такое стечение обстоятельств, несомненно, добавило пикантности ситуации, а мне — цинизма. Поэтому я сопротивлялся нашей любви, Патриция. Или, по крайней мере, это была одна из причин.

— Какими же были другие?

— Кое-что из того, что ты сама о себе говорила, не шло у меня из головы. О человеке, который всегда был в твоем сердце, независимо от того, заслуживал он этого или нет. Когда ты поверила, что Джон мой сын, ты ведь тоже считала, что я храню в сердце образ его матери.

— Стив…

— Вот почему мне непереносима была мысль о том, что ты носишь одежду, которую он выбирал или которая навевает тебе воспоминания о нем. — Стив накрыл своей ладонью руку Патриции. — Даже поняв, что был не прав, я не мог равнодушно думать о том, что существует мужчина, воспоминания о котором причиняют тебе боль. Тогда я начал думать, что смогу быть с тобой в безопасности только здесь, на острове.

Патриция молчала.

— Не знаю, имеет ли все это какой-нибудь смысл и хочешь ли ты выслушать меня до конца.

— Говори, — с трудом произнесла она.

— Ты думаешь, что я женился на тебе, потому что Джону нужна была мать. Я использовал этот довод, чтобы ты, испуганная и одинокая, приняла мое предложение, не более того. Я никак не мог смириться с тем, что мною вновь владели чувства, и это могло доставить мне новую боль.

Патриция утерла слезы и шмыгнула носом.

— Мною не просто вновь овладели чувства, — продолжал Стив, — это было одно-единственное чувство, которого я боялся больше всего на свете. — Он горько улыбнулся и продолжил: — Другими словами, я безумно влюбился, такого со мной раньше не случалось.