Полчаса, потом еще пятнадцать минут на пересчет — и только тогда обнаружится, что шестеро заключенных исчезли. А пока спустят собак, Чино и его друзья будут уже далеко в зарослях сахарного тростника.
Зеки лениво потянулись в бараки, срезая угол через ворота. Фоули смотрел на них и думал: «Время пошло, мой мальчик».
Вернувшись в часовню, он поставил доску у скамьи и накрыл ее сверху джинсовой курткой. Чино был уже внизу, в тоннеле, — наверное, наставлял своих ребят вести себя тихо и терпеть, пока не стемнеет.
Фоули обернулся, услышав, как открывается дверь. Вошел Пуп и внимательно огляделся. Оружия при нем не было, только рация и фонарик. Фуражка надвинута на глаза. Надзиратель, явно нервничая в темноте, протянул руку к выключателю.
— Не стоит, — предупредил Фоули и приложил палец к губам.
Колеса машины закрутились, и все вот-вот должно было свершиться.
— Пуп, они прямо под тобой, в тоннеле.
Надзиратель отстегнул рацию с пояса.
— Подожди. Рано еще, — сказал Фоули.
2
Карен выехала из Уэст-Палм около пяти, долгие мили ехала в сторону заката по шоссе, вспарывающему заросли сахарного тростника, но фары включила только на стоянке у тюрьмы. Лучи осветили полоску травы, дорожку, еще одну полоску травы, ограду из колючей проволоки, увешанную звукоуловителями, темные фигуры в белых футболках по другую сторону ограды, кирпичные бараки, похожие на казармы, складные столы и беседки, которыми пользовались в дни свиданий. Высоко на башнях загорелись прожекторы, залив светом дорожки и лужайки. Ночью тюрьма выглядела не так плохо. Карен закурила и набрала номер на мобильном телефоне.
— Алло, это снова Карен Сиско. Рей еще не появлялся?.. Да, я пробовала. Если позвонит, будьте добры, передайте, что я смогу с ним встретиться не раньше семи. О’кей?
С минуту она наблюдала, как заключенные в лучах прожекторов беспорядочной толпой бредут прочь со спортивного поля, проходят сквозь ворота и расходятся по своим баракам, потом снова взяла телефон.
— Папа? Это Карен. Хочешь оказать мне большую услугу?
— А вставать придется? Я только что налил себе выпить.
— Я сейчас в «Глейдс». А в шесть мы с Реем Николетом должны были встретиться. И мне его не найти…
— Это с которым? С федералом-антитеррористом?
— Папа, террористами он больше не занимается. Его перевели, и сейчас Рей работает на штат, в правоохранительном департаменте Флориды.
— Но он по-прежнему женат?
— Формально. На самом деле они разошлись.
— О-о. Он уже отдельно живет?
— Пока не переехал, но вот-вот.
— Не похоже на развод…
— Может, ты попробуешь его найти? У меня не получилось. Передай, что я задержусь. — Она назвала номер пейджера.
— А что ты делаешь в «Глейдс»?
— Выполняю судебное предписание. Поступила жалоба. Пришлось сюда ехать…
Лучи фар ударили в зеркало заднего вида — позади, в следующем ряду, остановилась какая-то машина. Фары погасли, но тут же зажглись снова, и Карен повернула зеркало, чтобы свет не бил в глаза.
— Пришлось ехать сюда, потому что какому-то зеку, приговоренному к пожизненному, не нравятся макароны с сыром. Он подал иск, заявив, что у него нет выбора, а это нарушает его гражданские права.
— Ну, что я могу тебе сказать? Большую часть времени ты будешь выполнять предписания, обеспечивать безопасность, болтаться в залах суда, доставлять заключенных на слушания…
— Конечно, конечно, ты же меня предупреждал…
— Не повредит напомнить. |