Посетитель схватил квитанцию, торопливо спрятал в карман.

– Если что, я могу?..

– Девять двести – в сберкассу, ко мне с копией платежного поручения. Всего доброго.

Он смотрел во двор вслед уходившему мужику и думал о нерасторопных охранниках, позволивших захватить президента страны. «Один из себя мессию строит, а тысяча его пасет. И каждый со значением, каждый думает, что если бы не он…»

В фанерную перегородку постучали. Условный сигнал. В смежной комнате базировалась жэковская бухгалтерия.

– Спасибо, девушки, – юрист направился в дальний угол к телефону.

«Девушки», младшей из которых перевалило за девяносто, собирались уходить, перекладывали кефир из холодильника в авоськи.

– Алло… Я… Помню… Часиков в восемь… Рано?.. А работа?.. А как же… Будь… Алексею звонил?.. Ладно, Вадиму я сам… Пока.

Простившись с «девушками», он вернулся в свою конуру, сменил опорки на новенькие туфли, душегрейку – на кожан. Перед зеркальным осколком на сырой стене пригладил седеющие волосы. Потом привычным жестом включил старенький датчик БК–1М, хоть и ненадежно, но все же блокировавший фанерную дверь и зарешеченное, никогда не мытое окошко.

«Буду в 12», – написал он на клейкой бумажной лентe и, повесив замок, заглянул в стекляшку в конце коридора.

– Слышь, Андрей Егорыч, – спросил у дежурного, ты про президента кино смотрел?

– Ну, – сосредоточенно вылавливая в термосе жирный кусок мяса, откликнулся тот.

– Чем там дело кончилось? Телохранителя пришили в вертолете, а дальше я не досмотрел.

– А, так он же сам все это и подстроил.

– Кто?

– Президент.

– Ну да?!

– Точно.

– Зачем?

– Ясное дело, чтоб руки себе развязать. Чрезвычайку ввести, парламент скинуть. Короче, порядок в государстве навесть.

Юрисконсульт помотал головой, поскреб в затылке.

– Да‑а, – вздохнул, – дела. Семьдесят второй пахнет.

– Чего?

– Организационная деятельность, направленная к совершению особо опасных государственных преступлений. От десяти до пятнадцати или вышка с конфискацией имущества. Ладно, Егорыч, пока!

Егорыч застыл, не донеся ложку до рта.

– Так они ж негры, у них, наверно, по‑другому, – сказал он вслед.

Снова была осень. Тридцать третья на его счету. Сухая, солнечная и по‑особому унылая – такой, во всяком случае, ока кажется человеку, который устал радоваться просто небу, просто солнцу и тому, что еще не умер.

«Это как посмотреть, – сказал кто‑то внутри. – У тебя, в отличие от этой старухи с протянутой рукой, контора имеется. Даром что государственная, зато почти своя, спокойная. Ты до Христовых лет дожил, а многим этого было не дано. Да и в миссии своей земной с Христом, почитай, сравнялся. Людей учишь, как правильно жить, как не оступиться, неприятностей избежать, к кому обратиться. Он тоже своего рода юрисконсультом был: статья первая – не убий, статья вторая – не воруй…»

– Мне колбасы вон той, из останков, отрежьте полкило.

– Из каких еще останков?

– Я не знаю, из каких. Написано «Останкинская»…

– В кассу.

Прикупив в бакалее длинных макарон – трубочками, как в детстве, он перебежал через дорогу и вскочил на подножку до отказа забитого троллейбуса.

Дома его ждал сонный пес. Квартира хранила запах подгнившего от частого мытья паркета и изредка появлявшихся здесь женщин.