Ровно в восемь прибыли посланцы из Питера.

– Вчера на таможне в Бресте была задержана крупная партия нашего груза, – без обиняков начал Пименов. – Махров из Киева получил повестку в прокуратуру. Наложен арест на склады во Франкфурте.

Гольдин опустился на стул.

– Помоги ему встать, – обратился Пименов к телохранителю. – Ему, кажется, стоять тяжело.

Гольдин вскочил, не дожидаясь помощи.

– Подозреваете кого‑то из нас? – не глядя на патрона, спросил Севостьянов.

– Пока не найдется виновный в утечке, никаких действий. И никаких поступлений на ваши счета! Или уберем иуду, или я уберу всех вас. Вы меня знаете, – Пименов направился к выходу, предоставив им самим разбираться в происшедшем.

И только после того, как за его телохранителями закрылась дверь, собравшиеся позволили себе сесть. Тягостная тишина повисла надолго.

– Семь лет, – вздохнул Гольдин. – В Бресте перед прибытием груза заменили наряд… Если Язон не отмажется, дело можно считать проигранным.

– Поменять партнеров и каналы транспортировки все равно придется. – Севостьянов начал издалека. – Сейчас и это невозможно: засыпались окончательно, по управлению пройдет директива, продукцию станут шерстить на всех таможнях.

– Мне кажется, вопрос поставлен иначе, – осторожно вставил Адамов, отвечавший за балтийский «куст».

– На всех нас такие дела, что закладывать товар – себе же «вышку» подписывать. Невыгодно никому.

– Акционеры, – выдохнул Адамов первое обвинение, – сверху решили прикрыть, жареным запахло. По‑крупному играют, а крайние мы.

– Их счета от нас далеко, там рука руку моет, – направлял разговор Севостьянов. – Предложено столкнуться лбами. Перегрыземся – и только.

Все воззрились на Севостьянова.

– Мне не нравится эта баба, – понизил голос Севостьянов. – От смерти синдиката Язону проку мало. Ушел бы втихую. Официально‑то, без протоколов!.. Но Язон сам не в себе. Провал тянет миллионов на пять как минимум.

– А Света при чем? Ей все это зачем? – недоумевал Адамов.

– Мало ли… События торопит, чтобы отвалить. А может, и просто боится.

Все переглянулись. Похоже было на правду. Каждый шаг любого из них был известен другому. За семь лет новое лицо мелькнуло впервые, к тому же – баба.

– Нет, – возразил Гольдин и прикурил. – Или она в штате и появилась не случайно…

– Или что?

– А вот что, – почва была подготовлена, и Севостьянов заговорил, не таясь: – Сболтнула или нет – не докажешь, а может, и случайно проговорилась. Ей и невдомек, что за ней – хвост. А вычислили всех. Язона тоже. Массированный удар по франкфуртским складам и таможне – только начало. Кто‑то очень хорошо поработал.

– Значит, нужно ждать.

– Махров в Киеве уже дождался. Надо эту Светлану прорентгенить как следует.

– Язон не даст, – замотал головой Кропоткин, второй питерский, приехавший с Адамовым.

– Давай тогда тебя сдадим. Или меня. А может, Гольдина?

Идея о том, что любовница шефа – чужеродный элемент, нравилась всем, но как сказать об этом Язону?

– Какая разница, – Гольдин кинул под язык таблетку. – Засветка налицо, утрясать нужно наверху. На самом верху.

– Тебе же по‑русски сказали, – вставил Кропоткин, – покуда не найдем утечку, никто ничего утрясать не будет.

– Похоже, Севостьянов нашел.