– Похоже, Севостьянов нашел.

– Вот и скажи об этом Язону, – хохотнул Адамов и глотнул из золотой фляжки.

Пименов сидел у себя наверху. Говорить ему ни о чем и не нужно было: японский микрофон, установленный в помещении, где проходил совет, улавливал даже потрескивание табака в сигаретах. Телохранитель – любимец Пименова по прозвищу Барракуда – сидел тут же, безразлично потягивая пиво из банки. Другой контролировал коридор.

Поворот оказался неожиданным. Светлана появлялась пару раз на пикниках, и теперь Пименов проклинал себя за то, что не устоял перед соблазном показать эффектную девицу в их обществе. Да еще о делах при ней… Неужели?! Он вспомнил, как они познакомились. Ничего особенного: лето, Неаполь, скучающая разведенная женщина, муж – кэп, плавает где‑то в Атлантике, детей нет… Досье на нее он не собирал, поверил как‑то сразу. После слов Севостьянова задумался: а вдруг?.. Не слишком ли все гладко получалось с ней с самого начала?..

Пименов покосился на Барракуду: что думаешь? Тот или сделал вид, или действительно не понял. Узколоб телохранитель. Надо будет – убьет, а на роль советника не тянет, нет.

Но если Севостьянов прав, и провал – действительно следствие появления Светланы на горизонте?

– Походи за ней, Барракуда, – вполголоса, боясь пропустить хоть слово из динамика, сказал Пименов.

Мордоворот кивнул.

«Ты акционеров Язона не знаешь, – спокойно рассуждал Адамов на том конце провода. – Уладят с прокуратурой, дело заведут, а потом похерят, профиль поменяют или концы в воду за бугром».

«Вот! – воскликнул Гольдин. – Почему – мы? Палка‑то о двух концах. Франкфуртские и засыпали».

«И этот дело говорит, – подумал Пименов. – Стоит мотнуть в большой свет, в круиз, пока они на девчонку компромат будут стряпать. Жаль. Хорошо бы с ней по Майне, на катере…»

Участники совета сдрейфили, конечно. Пименов понимал, что дела никто из них не провалит, но кто тогда? Угроза была стимулом для мозговой атаки. Там, в помещении, завязался сыр‑бор, каждый хотел оправдаться. Пименов засмеялся, отключил микрофон.

– Если и в самом деле она, лично порешу. Только скажи, – и он сурово посмотрел на телохранителя.

Барракуда встал с демонстративной готовностью.

Никто из совета о версии Севостьянова Язону сообщать не стал, опасаясь гнева: подозрение тенью ложилось и на него самого. Все подавленно молчали, потом стали выпрашивать побольше времени. Условно решили, что первый провал мог быть вызван стечением обстоятельств. Для выводов нужна цепочка.

– Дорогая цепочка получится, – усмехнулся жадный Адамов. – Золотая в прямом и переносном, так сказать.

– Семь лет под одним богом ходим, – лепетал Гольдин.

– Ищите сами, – обреченно резюмировал Кропоткин. – Найдете – воля ваша.

И только Севостьянов промолчал. Он сказал все – знал, что в комнате установлен микрофон.

3

Кладбище было старым, на нем уже давно никого не хоронили. Подзахоранивали только в могилы родственников.

– Привет, душа Евгений, – буркнул Каменев, пришедший сюда ни свет ни заря. Обросший щетиной, с красными воспаленными глазами, он сидел на камне, который они собирались сегодня устанавливать. – «А на кладбище все спокойненько».

Каменев уже успел уполовинить бутылку. На могиле стоял стакан, прикрытый черным мякишем.

«Душа Евгений» присел рядом, молча выпил. «Состарился без дела, – подумал он о бывшем опере. – И пьет не в меру. Жаль…»

– Нравится мне здесь, – сказал неожиданно Каменев.