«Хонда» по‑прежнему стояла на месте. Вдоль фасада учреждения лениво прохаживался усатый вохровец.
Евгений припарковался возле небольшого кафе на Фалеева, выпил чашку двойного кофе. Из головы никак не выходил вчерашний инцидент. Убивать Чалого он вовсе не собирался, совсем даже наоборот: представился удобный случай расспросить его, что к чему. Но когда тот достал из кармана рацию, выбора не оставалось. Он ударил его пяткой в пах, развернулся и резко хлопнул сложенными «лодочкой» ладонями по ушам – прием, вызывающий повреждение сосудов мозга. И только потом, когда охранник, выронив пистолет, рухнул наземь, Евгений узнал в нем типа, приходившего к чему в консультацию со странным поручением Клиента.
Но ведь он сам поручил ему не упускать Кирееву из вида, значит, ничего неожиданного в том, что Евгений оказался у дачи Пименова, для него не должно было быть? Не узнал его в темноте? Почти исключено. Это он, Столетник, был застигнут врасплох. Чалый же подкарауливал его, стоя за деревьями, мог вполне окликнуть, назваться. Но почему‑то не сделал этого.
Было еще одно предположение, о котором не хотелось думать: им заведомо нужен был труп. «Следил за домом, был застигнут охраной, оказал сопротивление…» А уж подложить в карман неизвестно кому принадлежавший пистолет они бы сумели.
И все же, зачем было вызывать по рации охрану? Если не хотел стрелять, чтобы не поднимать шума, позиция вполне позволяла опустить на затылок Евгению что‑нибудь «твердое и тупое», как написали бы потом в милицейских протоколах.
Чертовщина какая‑то, да и только!
Обеспокоенный молчанием Киреевой, Столетник вышел из кафе. На повторный звонок ответа не было. Проклиная себя за то, что не ночевал у ее подъезда, он пошел к дому номер пять по улице Лесной, решив позвонить в квартиру. Если она окажется дома, можно сказать, что ошибся номером. Старый испытанный прием, донельзя банальный, рискованный, но вполне подходящий, ведь она не знала его в лицо.
Однако делать этого не пришлось. Не дойдя пятидесяти метров до подъезда, он увидел свою подопечную. Светлана шла со стороны Миусской, в распахнутой шубе поверх декольтированного платья; судя по растрепанным волосам и помятому виду, дома она не ночевала и возвращалась теперь неизвестно откуда. По крайней мере, не из Зарайска: там на ней была совсем другая одежда, к тому же «хонда» давно стояла на своем месте. С кем она встречалась и где провела ночь? Если Клиента интересовало именно это, то дело можно считать проигранным.
Ничего, кроме как сплюнуть с досады, не оставалось. Евгений вернулся в машину, подкатил к дому номер пять по улице Лесной и, остановившись на противоположной стороне, включил приемник. Терпения ему было не занимать.
17
К рыцарям без страха и упрека старый опер себя не относил, хотя ни бандитов, ни дурной молвы не опасался. В его профессии побеждал тот, кто первым выхватывал кольт из кобуры. И за прошлогоднего бандита, избитого им в камере следственного изолятора на Петровке, Каменев себя не корил – это сделали за него другие.
Но оказалось, что и он не чужд эмоций, грудь старого опера разъедала обида. Он вспоминал надменную ухмылку матерого, прошедшего огонь и воду рахимовского пса и с течением времени все больше убеждался в своей правоте. Не выбей он у него признания, не ходить бы Женьке Столетнику по земле. Раскололся, гнида, всех назвал, все указал. Крутые да независимые они – когда с наркотой в крови, гурьбой, с нунчаками да стволами. А на скамеечке перед судом сидят – глазки в пол: простите, дяденьки, пьяный был, не помню, не судите строго… С ними – только кулаком, на их же языке, их же методами! Иначе не будет толка от демократических реформ.
Обида теснила, теснила и вытеснила старого опера из рядов хранителей закона, в рамках которого ему давно уже было тесно. Разве начальству было невдомек, что зуботычинами этими он жизнь человеческую спас, да не одну!? Пресек «деятельность преступной группировки, особо опасной в масштабах государства», а не только «попрал, нарушил и опозорил»…
Но не в этом была причина его отставки. |