– Уважь человека, махни рюмочку‑другую, – просительно проговорил Андрей Егорыч, настраивая телевизор. – Молодой ишшо, что тебе сделается?

Сам вахтер категорически не пил даже шампанского на Восьмое марта со своими ровесницами – «девушками» из ЖЭКа: опасался обострения язвы, которая его чуть не загнала в гроб в начале весны.

– Да ладно, ладно. Мне только машину отогнать нужно.

– Дык я подожду, Викторович! Далече? – оживился Батурин.

– Рядом тут, с полкилометра.

– Подожду, подожду, – он снял со спинки стула сетку‑авоську, в которой, вероятно, была заготовлена закуска.

– Идить к себе, – махнул Егорыч, – еще главбухша нагрянет, устроит мне, понимаешь…

– Идем! – засмеялся Евгений, понимая, что старик боялся не столько главбухши (которая, впрочем, действительно имела обыкновение приходить по вечерам и до последней электрички метро корпеть над годовым отчетом), сколько самого себя – вдруг не выдержишь и «махнешь рюмочку‑другую» здоровью в ущерб.

…В кабинете Евгения оказалось холодно и сыро. Он щелкнул выключателем, подошел к окну. Желтая полоса света падала на землистую дорожку, собранные в кучу грязные листья, стволы деревьев и подножие зловонного монумента из мусорных контейнеров.

Евгений задернул несвежие линялые шторы на деревянных карнизах. Неожиданный визит Батурина менял его планы, он уже настроился было на пробежку по морозцу с верным Шерифом, но главное, ему не терпелось поскорее связаться с Валерией.

– Садитесь, Джек Иваныч, – сказал он вяло. – Я быстренько. Сами понимаете, после этого за руль не сядешь…

– Ясное дело, Викторович! – Батурин скинул пальто, засучил рукава и, ожив, по‑хозяйски принялся вынимать из поломанного шкафа чашки. – Я щас, стаканы помою, огурчиков солененьких, лучку…

Евгений вышел. Вернуть машину – полчаса. Не меньше уйдет на разговор с Джеком… Проходя мимо вахтера, он остановился в раздумье, и вдруг решился, подошел к телефону.

– Девушка, – сказал он в трубку, набрав номер международной, – мне бы Французскую ССР, город Париж… Не очень… В течение двух?.. Ладно!.. Даю, записывайте…

Услыхав зарубежные координаты, Егорыч удивленно посмотрел на чудака («Это ж какие, должно быть, деньжищи!»), но ничего не сказал, а только покачал головой.

– Егорыч…

Евгений хотел предупредить его о заказанном разговоре, но не успел: в юрконсультации брызнули стекла – то ли до, то ли после, а может, и одновременно с автоматной очередью со двора. Про очередь он понял уже на бегу, зачем‑то выхватив пистолет из кармана.

Джек Батурин лежал на спине прямо у порога – отбросило пулями или пытался выбежать. Евгений упал перед ним на колени, схватил голову, заглянул в мутнеющие глаза.

– Че… это… было‑то?.. Вик… – пробулькал Батурин кровью.

Пули было три. Одна не в счет – в руку, две другие – в грудь, посередине, смертельные.

– «Скорую» давай!! – закричал Евгений. Перескочив через тело, сорвал шторы вместе с карнизом. Проем зиял чернотой двора с вкраплением светящихся окон. Одно из них было, наверно, батуринским: «Тутошний. Вот в этом доме живу, в том подъезде на четвертом. Квартира двадцать восемь…» Стрелять он не стал – куда стрелять‑то? В кого? Двор, тишина… Женщины, громко переговариваясь, спешили от ближайшего подъезда.