Шутка ли?
Да разве в одних деньгах дело? Папенька своему Прожекту всю душу отдал,
сколько раз маменьке во всех подробностях обсказывал, как оно все
превосходно в их жизни переменится, когда матушка-императрица Митридатом
восхитится и к своей особе его приблизит, а там, глядишь, вспомнит прежнюю
симпатию и устремит свой солнечный взор на некоего отставного
секунд-ротмистра. Ах, да куда солнцу до этого взора? Оно способно
произрастить из семечки травинку, не более, а волшебный взор Екатерины может
самую малую травинку вмиг обратить в прегордый баобаб. Маменька слушала эти
мечтания и только пунцовела от счастья.
Три с лишком года готовил папенька Митю. Можно сказать, только
Прожектом и жил с того самого мгновения, когда обнаружил, что сынок у него
не такой, как прочие дети.
До того дня младшенького жалели, считали дурачком. Мите ведь уже
четвертый годок шел, а он ни слова не говорил. Губками пошлепывал, шелестел
что-то, а никакого членораздельного речения от него не было. Уж и увещевали,
и кричать пробовали - помалкивает и только, хотя вроде не глухой, все
слышит. Наконец махнули рукой, решили, что, видно, не жилец, приберет его
Господь в невеликих годах, а пока пускай себе растет, как хочет.
Как Митюшу самому себе предоставили, тут у него самая интересная жизнь
и началась. Больше всего он полюбил сидеть в классной комнате, где старшего
брата Эндимиона мосье де Шомон и семинарист Викентий поочередно обучали
наукам. Если малыша гнали, он закатывал рев и после долго икал, потому гнать
перестали - пускай его сидит. Еще выяснилось, что кроха надолго затихает,
если дать том из французской "La Grande Encyclopedic" (ее Алексей Воиновия
некогда со столичной службы привез, получил в уплату карточного долга).
Глядели взрослые на маленького дурачка - умилялись: уставится на большенную
страницу, будто и впрямь читает. Если б им сказать, что Митя на четвертом
году жизни и в самом деле читал французскую энциклопедию статью за статьей,
том за томом, нипочем бы не поверили.
Но тут надо с самого начала рассказывать - с того самого мига, когда
потомственный дворянин Звенигородского уезда Дмитрий Алексеевич Карпов начал
свое знакомство с подлунным миром. Сей отпрыск старинной фамилии (в гербе -
конское копыто и собачья голова на палке) явился на свет не как обычные
пискуны, а в полном молчании и с широко открытыми глазами, которыми, к
удивлению лекаря и повивальной бабки, принялся немедленно вращать и хлопать.
Что новорожденный молчал, было, пожалуй, не столь и удивительно - очень уж
оглушительны были стенания роженицы, измученной безысходными многочасовыми
потугами и принужденной подвергнуться жестокой операции чревовзрезания. При
отчаянном шуме, производимом несчастной, надежды быть услышанным у
новопришельца было бы немного. А вот открытые, ясные глазенки, с первого же
мига зажегшиеся ненасытимым любопытством, и в самом деле являли собой
феномен в своем роде исключительный. |