Он первым выпрыгивает из "опеля". Следом выходит шофер. А Надя быстро вынимает из кобуры пистолет. Вот досада: это всего-навсего бельгийский "бэби-браунинг". А барон- крупная дичь, его мелким калибром не возьмешь. Она поспешно прячет пистолетик за пазуху "кукушечьего" - в белую и черную нитку - пальто.

На востоке, где-то у стен Воронежа глухо ухает канонада, словно поздняя осенняя гроза.

Барон пытается сорвать со стены вывеску: "Неполная средняя школа..." Но вывеска прибита прочно. Выругавшись, барон входит в вестибюль, замусоренный сеном и бумагами, следами костра у парадной лестницы и поломанными, разрубленными партами. Барон заходит в первый попавшийся класс с портретом великого кобзаря над классной доской, на которой мелом какой-то немец изобразил пейзаж Рейна. Следом за бароном в класс входит Надя.

- А это что тут за народный комиссар? - негодует барон. - Ах, Тарас Шевченко! Ничего, я все это приведу в порядок. Всех Тарасов и Останов на псарню! Только бы уцелели мои села вокруг, пять тысяч десятин, жалованных Екатериной Великой!.. А тебя, Катарина, я назначу здесь моей экономкой. Согласна?

Надя неожиданно выхватывает браунинг из-за пазухи.

- Руки вверх, Бенкендорф!

Бенкендорф медленно скрещивает руки на груди.

- Так. "Руки вверх!" А дальше, за сим что?

- А дальше ты отвезешь меня через фронт, паразит!

- "Паразит"? - усмехается барон. - Так грубо и неделикатно? Этого я тебе не прощу. Придется сэкономить на экономке.

Он медленно подходит к Наде.

- Не подходи! Ни шагу!.. Стрелять буду!..

- Так, так! Значит, я все-таки был прав. Не так ты проста. А теперь, шельмочка, отдай мне эту игрушку!

- Еще шаг - стрелять буду!

- Какая жалость! - говорит, неуклонно приближаясь барон. - И как вы хороши сейчас! А ведь в вас, сударыня, ей-богу, есть что-то роковое. На западе вы были бы не горничной и даже не партизанкой, а фам-фаталь, женщиной-вамп! Чем-то вы похожи на Еву Браун. Но вы не знаете и никогда не узнаете, кто такая Ева Браун... Русское быдло, холопка!..

В голосе - все та же игривая издевка.

Надя нажимает на спусковой крючок пистолета. Выстрела нет. Только щелчок.

Она снова взводит пистолет, снова спускает курок. Щелчок. Выстрела нет.

Бенкендорф насмешливо скалит зубы с золотой окантовкой.

- Во-первых, милочка, это не пистолет, а мухобойка. Во-вторых, дабы не оказаться мухой, я на всякий случай вставил в него пустую обойму.

Надя в отчаянии замахивается на барона, но он легко перехватывает занесенную над его головой маленькую руку, рывком вырывает пистолет.

- Марш в машину!

Обратно выехали засветло. Замирает позади фронтовой гром. - Сыплет дождь пополам со снегом. Мерно стучат "дворники". Забившись в угол машины, Надя смотрит оттуда волчонком.

- Жаль, очень жаль, Катарина, что мне придется отдать тебя СС-штандартенфюреру Брауну и его гестаповцам, Только не сегодня, а завтра. Право первой ночи - за мной. "Паразит", значит, говоришь? А ту американскую пословицу ты помнишь?

"Опель" едет шляхом через рощу. Внезапно за деревьями гремят выстрелы винтовок, очереди автоматов.

Около десятка пуль прошивают ветровое секло. Шофер валится назад, хватается за голову, но руки тут же бессильно повисают. "Опель" съезжает в кювет, застревает в нем...

Из "опеля" прямо в глубокую по колено грязь выскакивает Бенкендорф, вытаскивает Надю. Под пулями, прикрываясь девушкой, стреляя из-за нее, он отбегает в рощу.

Надя царапает Бенкендорфу лицо, вырывается, бежит обратно к шляху.

- Товарищи! Товарищи! - кричит она во весь голос.

Бенкендорф трижды стреляет вслед из парабеллума. И Надя, словно споткнувшись, ничком падает на ковер из побуревшей палой листвы.