– Об кого? – деловито спросил Борменталь.
– Об Генку Ерофеева.
– Сейчас приду. Обезболь пока.
– Дa чего его обезболивать? Он уже с утра обезболенный, – Катя скрылась.
Борменталь натянул халат, вдруг приостановился, мечтательно посмотрел в потолок.
– Эх, показать бы им всем…
– Кому? Алкашам? – не поняла Марина.
– Мещерякову и всем этим… нейрохирургам. Они еще услышат о Борментале!
И он молодцевато вышел из дома, хлопнув дверью.
– Мам, зачем мы из Воронежа уехали? – уныло спросила появившаяся из своей комнаты Алена.
Швондер сидел в пионерской комнате на фоне горнов, барабанов и знамен. Был он при орденах, гладко причесан и чисто выбрит. Перед ним сидели на стульях скучающие пионеры и бдительные учительницы.
— Историю знать надо, — привычно скрипел Швондер. — Нынче на ошибки валят. Ошибки были. Но все делалось правильно. Потому что люди были правильные… Взять, к примеру, товарища Полиграфа Шарикова. Я с ним познакомился в двадцать пятом году. Что в нем главное было?.. Беспощадное классовое чутье. Полиграф прожил короткую и яркую жизнь. Был героем Гражданской войны, о нем легенды складывались…
Швондер надолго замолчал, мысленно залетев в прошлое.
— Михаил Михайлович, вопрос разрешите? — предупредительно встряла пионервожатая.
— А? — Швондер приложил ладонь к уху.
— У товарища Шарикова были дети и внуки? Мы бы их в школу пригласили, устроили вечер памяти! — громко прокричала пионервожатая к явному неудовольствию пионеров.
Швондер задумался, потом вдруг встрепенулся.
— Этому не верьте! Враги распустили слух, что Полиграф был собакой. Я с ним в бане мылся, извините! Он человеком был!
Пионервожатая, догадавшись, что Швондер не понял вопроса, принялась строчить ему записку. Пока она писала, Швондер развивал свою мысль.
— Врагов много было. Всех не передушишь, хотя старались. Сделали много… Но контра имеет особенность прорастать… Что у вас?
Ему протянули записку. Он развернул ее, прочитал.
— Были дети у Полиграфа. Три сына и дочь… Хотя носили другие фамилии по законам военного коммунизма.
Внезапно за окном раздался громкий вой сирены «скорой помощи».
По коридору больницы двое санитаров в халатах быстрым шагом несли носилки с лежащим на них и накрытым простыней телом. За ними спешила медсестра Катя и ходячие больные. У всех были встревоженные любопытством лица.
Носилки внесли в операционную, двери закрылись.
Через минуту послышался топот сапог — это к операционной приближался местный участковый Заведеев. Он попытался проникнуть внутрь, но Катя его выперла.
— Нельзя, Виктор Сергеевич… Готовим к операции.
— Как он? — спросил участковый.
— Еще дышит. Доктор говорит, надежды нет… А кто это? Из сивцовских?
— Если б знать! — воскликнул участковый. — Подобрали на шоссе. Видать, машиной сбило. Документов при нем не обнаружено. По виду — городской. Чего его сюда занесло? Теперь хлопот с ним не оберешься — личность устанавливать…
Прошло еще несколько томительных мгновений, из операционной показался Борменталь, стягивая на ходу с рук резиновые перчатки.
— Поздно, — сказал он. — Катя, вызывайте патологоанатома… Впрочем, на завтра. А сегодня я прошу вас с Дарьей Степановной остаться. Есть срочная работа.
И Борменталь направился в ординаторскую с видом человека, решившегося на что-то важное.
«…Эксперимент, Дружище, — вещь необходимая. |