Изменить размер шрифта - +
Надеюсь, что мы обретём счастье, которого были оба лишены злой судьбой… Всё‑таки она почувствовала, что я уже не сплю. Распахивает бездонные озёра глаз, ещё сонные, и потому особенно милые. Приподнимает головку, утыкаясь мне в плечо, потом забавно брыкается, кое‑как приподнимается на локтях и животе, снова плюхается на меня, и наши глаза смотрят друг на друга в упор. Мягкая высокая грудь лежит на моей груди. А женщина, которая стала моей женой, вдруг пугается. Её лицо искажается страхом, она подаётся было назад, забыв про всё, но тщетно. Потому что мои руки уже обнимают её, прижимая к себе.

— Доброе утро, малышка.

Говорю я на русском, и Аора морщит лобик, пытаясь догадаться, что же я сказал. Затем, вспомнив, что между нами было решено вчера, в день возвращения, переспрашивает на русийском. Несмотря на океанское происхождение её рода, родилась она и прожила всю свою жизнь в Русии.

— Что это значит?

Перевожу, и женщина смущённо краснеет. Всё‑таки местное воспитание довольно, чтобы не говорить слишком, чопорно и пропитано пуританским духом. И ей стыдно лежать сейчас совершенно обнажённой на таком же одетом в костюм Адама мужчине, даже если он её муж… Тянусь губами к ней, желая ощутить вкус поцелуя. Она пытается отодвинуться — увы. Проще покориться. Вначале скромный, поцелуй быстро становиться страстным и горячим, потому что… Из скромности умолчу об остальном… Наконец мы просто лежим рядом, остывая после бурного утра…

— Ты всегда такой ненасытный?

Бормочет она. Смеюсь, правда, негромко.

— Только с той, которую люблю.

Аора, забыв про скромность, снова приподнимается, внимательно смотрит на меня.

— Пытаешься понять, лгу я, или нет? Нет. Зачем мне это?

Её глаза вдруг наполняются слезами, и я рывком сажусь, прижимаю ставшую бесконечно дорогой мне женщину к груди, ласково глажу по голове, по вздрагивающим плечикам, пытаясь утешить, бормочу ласковые, глупые и совершенно ненужные слова, не силах понять, что происходит. Почему моё признание вызвало такую реакцию?..

— В первый раз…

Разбираю я ответное бормотание…

— В первый раз в жизни…

Боги! Она впервые слышит слова любви?!. Наконец моё воздействие немного её успокаивает, и она отрывается от меня, пытается вытереть ладошкой мою мокрую грудь.

— Извини. Не знаю, что на меня нашло…

— Не страшно. Только прошу — никогда больше плачь. Я не могу переносить, когда моя женщина проливает слёзы.

— Это слёзы счастья, мой… Муж… Счастья, а не горя…

Я действительно ощущаю искренность, счастье, облегчение, любовь, которые сейчас переполняют её… И не хочу отпускать её снова. Но гибким движением Аора выскальзывает из моих объятий, пытаясь утащить к себе одеяло. Увы. Ей опять не везёт. Она обиженно говорит:

— Мне надо одеться… Юница сейчас встанет.

Но я не отдаю ей покрывало, ложась на бок:

— Мне нравиться смотреть на тебя.

— Но мне стыдно!

Пожалуй, женщина права. Слишком много потрясений для одного дня. Точнее, суток. Переворачиваюсь на другой бок.

— Можешь одеваться.

Шлёпание босых ножек по натёртому воском паркету, шуршание пластика, в котором лежит принесённая вчера старшей дочерью одеждой для мачехи. Затем я слышу удивлённое восклицание:

— Как это можно носить?! Оно же бесстыдно коротко!

Не выдерживаю, поворачиваюсь к жене. Ух!!! Чуть не упустил самое интересное! С нижним бельём она разобралась, и сейчас возмущённо вертит в руках короткий сарафан. Намётанный глаз сразу определяет длину — до середины бёдер. Натягиваю на себя фиговый лист, именуемый нижним бельём, затем встаю с кровати.

Быстрый переход