— Товарищ Генеральный секретарь, я хочу выразить...

Вот тогда-то Андропов и сказал:

— Заткнись!

Покончив с селедкой, генсек принялся очищать яблоко швейцарским армейским ножом, забыв, казалось, о присутствии Чебрикова. Яблоко ему удалось очистить довольно быстро, и, вздохнув, он сказал:

— Раньше я говорил о непойманной рыбе, которая выскакивает из лодки. Но рыба, которую ловишь ты, не только выскакивает из лодки, она еще и кусает тебя.

Чебриков сидел молча и слушал. Андропов поднес нож к губам и откусил кусочек яблока. Он тщательно прожевал его и вновь заговорил:

— Этот Мирек Скибор похож на горную лавину, которая начинает свое движение медленно, но постепенно набирает скорость и наконец сметает все на своем пути. Вы попытались арестовать его и его партнершу — и он убивает тех, кто осмелился на это. Вы все же смогли арестовать партнершу и держали ее в самом неприступном здании Кракова... и он вызволяет ее оттуда с такой легкостью, будто забирается в карман старого алкоголика, и уничтожает офицеров, охранявших ее. Этот человек спокойно убивает десятки людей... И постепенно подбирается ко мне. Скажите мне, товарищ председатель КГБ, какова вероятность того, что Скибор убьет меня?

Чебриков мгновенно отреагировал:

— У него нет никаких шансов, ни тысячной доли процента!

В глазах Андропова загорелся злой огонек.

— Ты говоришь неправду и ты сам знаешь это. Скажи-ка, какой шанс на избавление своей монашки из здания СБ в Кракове имел Скибор, а?.. Конечно же, никакого!

Андропов откинулся на спинку кресла, тяжело дыша. Чебриков решил, что ему пока лучше помолчать. Андропов еще никогда не вел себя подобным образом по отношению к нему, и для себя он заключил, что все это происходит из-за болезни генсека. Через пару минут Андропов опять заговорил. Спокойно, как бы размышляя вслух.

— Сейчас я чувствую его приближение так же, как обычно чувствую приближение сильной простуды. Она начинается постепенно: сначала я чихаю, потом начинает болеть голова, после этого возникает ужасный насморк, и наконец начинается жар.

Он поднял взгляд прямо на Чебрикова, его голос стал жестче.

— В общем-то, меня это особо и не волнует, все равно я умру в ближайшее время. Но ты должен хорошенько уяснить одну вещь: больше всего мне сейчас надо пережить папу римского! Он отправляется в поездку на Дальний Восток через пять дней, еще через два дня он должен быть мертв.

После этого и я спокойно взгляну в глаза смерти. Завтра утром я ложусь в клинику на лечение. Ты отвечаешь за мою безопасность в ней своей жизнью, в буквальном смысле. Если я умру не своей смертью до того момента, как умрет этот римский ублюдок, ты тоже умрешь в течение часа, и можешь не беспокоиться: я уже отдал соответствующие распоряжения насчет этого. Они очень жесткие, так что никто не сможет их отменить — ни ты, ни мой последователь, никто другой. Ты меня понимаешь, товарищ Чебриков?

Чебриков в ответ медленно кивнул. Он все понял. Подобные вещи не были диковинкой в Советском Союзе.

Беконный Священник был явно раздражен. Отец Хайсл вздохнул и возразил уставшим голосом:

— Если мы изменим план, то риск для них автоматически увеличится. Мы и так уже много раз ходили по краю пропасти.

Беконный Священник отхлебнул еще немного пива.

— Хайсл, если мы не изменим план, то рискуем опоздать. Запас времени уже на исходе — Скибор должен быть в Москве минимум за два дня до операции.

Они сидели друг против друга за столом на конспиративной квартире в Вене. Только что был получен детальный отчет о событиях в Кракове. Перед Беконным Священником лежал листок с колонками цифр.