Он улыбнулся и продолжил:

— А что с «принцессами» и с частными вагонами?

Теперь поднялся отец Хайсл. Он весьма серьезным тоном заявил ван Бурху:

— Тебе не кажется, что в данный момент создалась подходящая ситуация для освобождения Анны от дальнейшего участия в этой операции?

Ван Бурх упрямо покачал головой.

— Нет, Ян, мне так не кажется. То, что операция пока еще не захлебнулась, в значительной мере определяется участием Ани. Вместе их невозможно остановить. Нет, Ян, она поедет в Москву. Я заберу ее оттуда только непосредственно перед самым главным моментом.

Он говорил столь убежденно, что отец Хайсл понял: спорить было совершенно бесполезно. Но с Беконным Священником нужно было обсудить еще один вопрос.

— Сегодня с утра мне звонил отец Дзивиш. Он хотел знать, по поручению самого папы, не имеем ли мы информации относительно вчерашних событий в Кракове.

— И что же ты ответил?

Отец Хайсл беспомощно развел руками, как бы показывая, что именно он сказал секретарю папы римского.

— Я сказал, что мы сами как раз занимаемся этим вопросом и, когда что-нибудь узнаем, обязательно сообщим им.

— Отлично.

— Нет, Питер! Ничего хорошего, а уж тем более отличного тут нет. Во-первых, Дзивиш — очень острый человек и, похоже, он уже что-то подозревает. Меня это совсем не радует. Он спросил меня, где сейчас находишься ты.

— И что же?

Хайсл вздохнул:

— Я сказал, что ты выполняешь одну миссию.

Беконный Священник успокаивающе улыбнулся:

— Ладно, Ян, с завтрашнего дня я к ней и приступлю. А о Дзивише не беспокойся, я попрошу Версано поговорить с ним. Он объяснит Дзивишу, что ввиду сложившейся ситуации работать нам в Польше очень трудно, а информация у нас появится, лишь когда давление на нас со стороны польских властей хоть немного ослабнет.

Отец Хайсл снова вздохнул.

— А архиепископ не скажет ему, что причиной этого давления являемся мы сами?

Беконный Священник улыбнулся:

— Нет, Ян. Он может сказать что-нибудь насчет ответного давления.

— Герр и фрау Мелькманн, я надеюсь, вы прекрасно проведете день.

Они посмотрели на нее, и герр Мелькманн ответил:

— Я в этом уверен, ведь у нас такой симпатичный и интеллигентный гид.

Девушка в ответ кивнула головой и пошла по автобусу, обратив еще раз внимание на тот факт, что голландцам на удивление легко даются иностранные языки.

Автобус проехал коротким, но очень насыщенным маршрутом по военным мемориалам Берлина и наконец остановился у музея Пергамон. Пассажиры вышли из автобуса и собрались группой вокруг гида. Был холодный, но ясный день. Девушка объявила, что на пешую программу отведено два часа и к часу дня они уже снова должны быть у автобуса. Если кто-то потеряется, то должен добраться к этому месту сам. Когда группа медленно двинулась в путь, гид заметила, как массивный старик-голландец уходит куда-то в другую сторону. Она остановилась и окликнула его:

— Герр Мелькманн! Вы что, не пойдете с нами?

Голландец обернулся и, глупо улыбнувшись и пожав плечами, сказал:

— Вы знаете, на самом деле я — не большой ценитель искусства. Вообще-то, мы приехали сюда только ради жены. А я, пожалуй, немного развеюсь.

Он направился к бару. Девушка улыбнулась и строго сказала:

— Не позже часа! И будьте осторожны с ребятами, которые предлагают обменять валюту. Это незаконно и строго преследуется.

Голландец послушно кивнул и послал своей жене воздушный поцелуй.