После этого он ударил кулаком по своему творению. Тут я расхохотался. Ведь совсем не так засушивают цветы. Их нужно класть между двумя листками бумаги, а потом, оставив под небольшим гнетом, терпеливо дожидаться, пока цветок засохнет в таком положении. По нему нельзя колотить кулаками. Он даже этого не знал толком — наверное, забыл спросить у мамочки. Хеллер поднял верхнюю половинку листка. Цветок, конечно же, был раздавлен. Огромный шарообразный пестик был просто расплющен. Да, так не следует обращаться с опиумным маком. Головку мака осторожно царапают, из царапин выделяется сок, который постепенно застывает, а потом только сырье кипятят и получают морфий.
Должно быть, он почувствовал ошибочность своих действий, потому что просто бросил получившуюся массу на стол, затем аккуратно сложил бумагу и спрятал ее в карман. Потом только он оглядел зал. Народ постепенно собирался — тут были местные турки, наряженные в свои мешковатые костюмы, в белых рубашках без галстуков, в неглаженых брюках. За это время пришло уже человек двадцать, что было весьма странным для такого позднего времени. Я понял, что они собирались по чьему-то сигналу. Они просто сидели за столиками, ничего не заказывая, не разговаривая друг с другом и избегая смотреть в сторону Хеллера.
Казалось, что все они чего-то дожидаются.
Внезапно входная дверь с треском распахнулась, и в зал ввалилась пара самых известных в округе борцов.
Следует заметить, что турки просто сходят с ума по борьбе, которая у них считается национальным видом спорта. Борются они самыми различными стилями. Эта парочка местных чемпионов производила серьезное впечатление. Парни были огромными, мрачными и наверняка отличными борцами. Да, это были самые настоящие чемпионы по борьбе. Более крупный из них, верзила по имени Мусеф, выбрал место в самом центре зала. Второй, которого звали Торгутом, занял удобную позицию у стены, за спиной Хеллера, держа в руке короткий обрезок трубы. Борцов сопровождало человек пятнадцать верных почитателей их таланта. На лицах у всех было написано нетерпеливое ожидание скорой развязки.
Хозяин бара крикнул по-турецки:
— Только не здесь! Делайте что хотите, но только на улице!
— Заткнись, старая баба. — Эти обидные слова произнес Мусеф.
Хозяин, видя перед собой сотни три фунтов прославившегося на борцовских коврах мяса, молча стерпел оскорбление и больше не проронил ни звука. Мусеф подошел почти вплотную к Хеллеру.
— Ты говоришь по-турецки? Нет? — И он перешел на ломаный английский: — Ты говоришь по-английски? Да?
Хеллер продолжал сидеть, внимательно разглядывая его.
— Мое имя Мусеф. — И Мусеф для пущей убедительности ударил себя кулаком в грудь. — Ты меня знаешь?
— Ты желтый? — с оттенком недоверия спросил Хеллер.
А ведь и в самом деле я только сейчас заметил, что и Мусеф, и Торгут несколько смахивали на желтокожих представителей нашей Конфедерации. Собственно, в этом не было ничего удивительного, поскольку предки турков пришли сюда из Монголии. Такого здесь говорить не следовало. Мусеф завелся с полуоборота.
— Ты говоришь, что я желтый? — взревел он.
По залу прокатился шумок. Те, кто не понимал по-английски, принялись допытываться у своих более образованных приятелей, что же такого сказал этот иностранец. Другие пытались объяснить смысл сказанного. Тут, кстати, требуется пояснить, что по-английски слово «желтый» означает также и «трусливый». И можете мне поверить, что у присутствующих просто глаза полезли на лоб, когда до них дошел смысл сказанного Хеллсром, а на лицах их ясно читалось предвкушение того, что должно за этими словами последовать.
В зале воцарилась напряженная тишина. Мусеф картинно разыгрывал возмущение затянувшейся паузой и
молчанием Хеллсра. Наконец с явной угрозой он спросил, не хочет ли тот побороться с ним. |