Глаза Роберта Данстена сверкнули.

— Салли, последнее слово всегда за вами!

— Вы допускаете ошибку, забывая, что я женщина, — рассмеялась Салли.

— Немногие мужчины сумели бы забыть об этом, — галантно возразил Роберт Данстен.

Окончив занятия с Элейн в этот вечер, Салли сразу же отправилась в больницу Святого Антония. По дороге она снова и снова обдумывала удивительные события этого дня. Ей все еще не верилось, что такое возможно. Роберт Данстен был последним человеком в мире, кого она могла представить мужем одной из сестер, а сейчас ей казалось, что раньше она была просто слепа. Она ведь видела, что каждый день у постели Энн появляются корзины великолепных цветов, присланные Робертом Данстеном. Даже интерес Элейн к сестре ее гувернантки не мог служить единственным поводом для таких экстравагантных подарков.

Правда, Салли показалось, что Энн чрезмерно интересуется всем, что происходит в квартире Данстенов. Она расспрашивала об Элейн, но Салли неизменно рассказывала и об отце девочки, а теперь пыталась припомнить: не представила ли она сестрам мистера Данстена в слишком невыгодном свете?

«Я должна тщательно обдумывать свои слова», — напутствовала сама себя Салли, идя по больничному коридору. В палате она застала Энн, которая весело болтала с соседкой.

Салли отлично понимала, чего стоило сестре привыкнуть к обстановке в общей палате. Она изумилась до крайности, услышав от Дэвида о настойчивом желании Энн сменить палату. Когда она пришла навестить сестру и нашла ее, бледную и измученную, в конце длинного ряда больничных коек, Салли подумала, что подобная жертва вовсе не была необходимой, и попыталась уговорить Энн вернуться в отдельную палату. Но Энн не уступала, и тогда Салли начала понимать, что это как бы расплата за прежнее отвращение девушки к больным людям. Энн заставила себя стать одной из них и учиться принимать жизнь такой, какая она есть, а не такой, какой хотелось бы самой Энн.

Только Салли понимала, как тяжело сестре из-за невозможности побыть одной. Но постепенно ужас отступил. Девушка одержала победу над своими страхами, хотя первые два дня после операции Энн чувствовала себя хуже, чем предполагали, борясь не только с физическими страданиями, но и преодолевая отвращение.

Поняв все это, Салли перестала спорить с сестрой, чтобы не усугублять ее страданий. Инстинктивно она догадалась, что должна помочь Энн свыкнуться с ситуацией. Она знакомилась с другими больными, старалась внушить сестре, что это обычные люди, каждый со своей жизненной историей.

Наконец Энн успокоилась и поняла, что от болезни нужно не убегать, а отбиваться от нее изо всех сил. Увидев, как сестра непринужденно разговаривает с соседкой по палате, Салли уверилась, что Энн справится со всем и выйдет из больницы окрепшей и духовно, и физически.

— Здравствуй, дорогая, — поздоровалась Салли с сестрой, а затем с женщиной на соседней койке: — Как вы себя сегодня чувствуете, миссис Холл?

— Жаловаться не на что, милая, — последовал ответ, и Салли, присаживаясь рядом с Энн, подумала, что это, пожалуй, относится и к ее сестре.

Энн выглядела очень хорошо, хотя несколько похудела и казалась совсем прозрачной после всего, через что ей пришлось пройти. Глаза ее смотрели спокойно и даже весело, а волосы сияли, словно золото.

— Что ты делала? — спросила Энн. — Ты выглядишь так, будто произошло нечто важное.

— Так и есть, — ответила Салли. — Я обдумывала наше будущее, и надеюсь, ты одобришь мои идеи.

— Что ты придумала?

— В понедельник мы едем в Сент-Читас.

— Мы? — удивилась Энн. — Это значит ты и я?

— Ты, я и Элейн. Ты не возражаешь, если Элейн тоже поедет? Я не хочу оставлять девочку без присмотра в Лондоне.