— Мне кажется. Макс… то есть мистер Россмара хочет побыть один.

Мэри лукаво улыбнулась.

— Ему хочется посидеть в одиночестве и подумать о тебе, верно? О, я в этом не сомневаюсь! Вы с ним говорили о прошлом?

Керсти пришло в голову, что Мэри должна что-то знать о леди Гермионе. При мысли об этой женщине у Девушки сжималось сердце.

— Значит, говорили? — не унималась горничная.

Чего она ожидала, когда шла к Максу? Что он будет просить прощения? Скажет, что совершил ужасную ошибку, прервав их дружбу много лет назад, и теперь хочет возобновить прежние отношения?

Макс стал рослым и сильным мужчиной. Его широкие плечи свидетельствовали о том, что он часто выезжал на поля и работал там вместе с простыми фермерами. С годами его каштановые волосы стали еще темнее, а чудесные зеленые глаза — выразительнее… Когда же он улыбался… О Господи, от его улыбки у любой женщины могло перехватить дыхание! У него были брови вразлет, высокие скулы и четко очерченные чувственные губы, ямочки на щеках, ровные белые зубы и еще одна ямочка на подбородке.

Керсти вздохнула. Ей хотелось прикоснуться к каждой его черточке — сначала пальцами, потом губами. Ужаснувшись собственным мыслям, она быстро прикрыла рот ладонью.

— В чем дело? — спросила Мэри, нахмурившись. — Что с тобой? Он что, обидел тебя? Поэтому ты и не хочешь ничего рассказывать? У него был очередной приступ гнева?

— Приступ гнева? — Керсти содрогнулась — но не от страха. — О чем ты говоришь, Мэри? У тебя слишком богатое воображение.

— Мое воображение здесь ни при чем, глупая! Если бы ты не витала в облаках, то знала бы, что он ужасный человек. И очень свирепый.

Керсти слышала про буйный нрав Макса, но не верила этим слухам. Он был ласковым мальчиком, а потом стал таким же ласковым юношей.

— Ты что, не знаешь, как он себя ведет? Запирается в комнате, и, говорят, слышно, как потом все бьется. А еще говорят, что он пьянствует, когда остается один или когда впадает в буйство.

— Не правда, Макс не способен на такое! — Керсти не на шутку разозлилась. — И я не собираюсь выслушивать про него всякие бредни!

— Ты его любишь.

— Я… — Керсти пошевелила губами, но ничего не сказала. — Ты начиталась глупых любовных романов, Мэри. Мне за тебя стыдно.

— Глупых любовных романов? Иногда ты тоже сидишь, уткнувшись носом в книжку.

— Мистер Диккенс не пишет любовных романов.

— Про что же тогда он пишет?

— Про жизнь, — заявила Керсти. — Про несчастных лондонских нищих и сирот.

Мэри фыркнула.

— Ты пытаешься сменить тему.

И Керсти действительно довольно быстро ее сменила.

— Ты знаешь леди Гермиону? — спросила она.

— Племянницу графини Грэбхем? — Мэри скорчила гримасу. — Она бывает у мистера Роесмара. Иногда, когда она приходит, он просит Шанкса сказать, что его нет дома.

— Они давно знакомы?

— Не знаю. Но про Хэллоус, особняк графини, ходит много слухов. Грамм и называет его «адской кухней, в которой вершатся все виды греха». К ночи туда прибывали экипажи. Там развлекаются, пьют вино, — глаза горничной округлились. — И бог знает чем еще занимаются. Говорят, ночью в каретах приезжают джентльмены. Иногда дамы. Но к утру все разъезжаются.

Керсти смутилась, неожиданно сообразив, что слушает Мари с раскрытым ртом.

— Неужели все эго происходит в ломе графини Грэбхем?

Но она такая достойная дама! К тому же в трауре, судя по всему.