— Хочу! — заорал Корень-Зрищин, пытаясь засадить мне ногой в лицо.

Я увернулся и пробил княжичу прямым в скулу.

Мундир на Корень-Зрищине начал гореть, княжич теперь катался по жаровне, пытаясь потушить его. Довольно глупое занятие. Это всё равно, что пельмень будет кататься по сковородке и надеяться остаться не прожаренным.

— Ты не можешь меня убить, Корень-Зрищин, — объяснил я, — Я под защитой Охранки. Ты уже и сам это знаешь, я уверен. И добиться моего отчисления отсюда ты тоже не сможешь. А от твоей родни я просто спрячусь. Я прячусь не хуже, чем сражаюсь, уверяю тебя.

А ты тем временем тоже хочешь и дальше учиться в Лицее и спать на кровати Александра Сергеевича Пушкина, я прав? И ты не хочешь, чтобы я тебя прожаривал. Или хочешь?

— Нет! Да! Да я на всё согласен, Нагибин, тварь, выключи…

К запаху паленой шерсти примешался аромат горелого мяса, Корень-Зрищин теперь поджаривался уже в буквальном смысле.

— Значит, мир? — спросил я, борясь с болью в спине, — Ты обещаешь, что не будешь пытаться мстить мне, что твой клан не будет меня убивать?

— Да… Клянусь! Слово магократа! Я клянусь, что не буду тебя трогать!

Волосы на голове у Корень-Зрищина вспыхнули. Я стащил княжича с жаровни и затушил его фартуком повара, весьма кстати оказавшимся рядом.

Потом я вылил на Корень-Зрищина самовар холодного чая, стоявший возле жаровни.

Княжич хрипел, шея у него была прожжена до мяса.

— Ну вот и помирились, — сообщил я Корень-Зрищину.

В следующее мгновение кухня блинной вдруг закружилась вокруг меня, боль в спине стала такой сильной, что я застонал.

Ну уж нет. Вот сейчас мне падать в обморок никак нельзя. Сейчас мне нужно убираться отсюда, и поскорее.

Но силы оставляли меня, аура слабела.

— Его нужно добить, — раздался голос у меня в голове.

— Что? Зачем? — спросил я Царя.

Я с ужасом осознал, что Царь почувствовал мою слабость, он ощущал все мои раны, как свои собственные, у нас же одно тело на двоих. А еще я почувствовал, что Царь долбится в моё сознание, пытается перехватить контроль.

— Убьем его, — повторил Царь.

— Ты дурак? Если убьем сына канцлера — нас самих кончат, и никакая протекция от Охранки не поможет. Да и зачем нам его убивать? Я не затем жёг Корень-Зрищина на плите, чтобы потом убивать. Хлопнуть его я мог еще пару минут назад, одним ударом…

— Мог, — согласился Царь, — Например, вон тем тесаком.

После этих слов Царя моя совсем ослабевшая рука сама собой потянулась к мясницкому тесаку и взяла его.

— Прекрати, ублюдок! — закричал я на Царя, — Мы с ним договорились!

— Мда, но он ведь хотел нас убить, — рассудительно заметил Царь, — В том мире, откуда я родом, желавшего убить тебя врага в живых не оставляют. И я уже погорел на этом в моей прошлой жизни. Я был слишком милостив к врагам, я прощал их, и они в результате подло убили меня самого. Я не собираюсь повторять ошибок в этой новой жизни.

— Что? Погорел? — рассеянно спросил я, теряя контроль и над телом, и над сознанием, — Это Корень-Зрищин погорел. И этого достаточно. Нет смысла его убивать, пойми…

Погоревший княжич тем временем стремительно регенерировал, ожоги на его шее заживали на глазах. Он уже не хрипел, даже попытался встать на ноги.

Царь в моей голове воспринял это движение Корень-Зрищина, как угрозу. Тесак в моей руке метнулся вверх, готовый с размаха воткнуться прямо в сердце княжичу. А от удара в сердце магократы умирают…

— Нет!

Я обхватил правую руку, державшую тесак, левой и помешал ей нанести смертельный удар.