Михаил Булгаков. "Вода жизни"
Станция Сухая Канава дремала в сугробах. В депо вяло пересвистывались паровозы. В железнодорожном поселке тек мутный и спокойный зимний денек.
Все, что здесь доступно оку (как говорится), Спит, покой ценя...
В это-то время к железнодорожной лавке и подполз, как тать, плюгавый воз, таинственно закутанный в брезент. На брезенте сидела личность в тулупе, и означенная личность, подъехав к лавке, загадочно подмигнула. Двух скучных людей, торчащих у дверей, вдруг ударило припадком. Первый нырнул в карман, и звон серебра огласил окрестности. Второй заплясал на месте и захрипел: — Ванька, не будь сволочью, дай рупь шестьдесят две!.. — Отпрыгни от меня моментально! — ответил Ванька, с треском отпер дверь лавки и пропал в ней. Личность, доставившая воз, сладострастно засмеялась и молвила: — Соскучились, ребятишки? Из лавки выскочил некий в грязном фартуке и завыл: — Что ты, черт тебя возьми, по главной улице приперся? Огородами не мог объехать? — Агародами... Там сугробы, — начала личность огрызаться и не кончила. Мимо нее проскочил гражданин без шапки и с пустыми бутылками в руке. С победоносным криком: «Номер первый — ура!!!» — он влип в дверях во второго гражданина в фартуке, каковой гражданин ему отвесил: — Что б ты сдох! Ну, куда тебя несет? Вторым номером встанешь! Успеешь! Фаддей — первый, он дежурил два дня. Номер третий летел в это время по дороге к лавке и, бухая кулаками во все окошки, кричал: — Братцы, очишанное привезли!.. Калитки захлопали. Четвертый номер вынырнул из ворот и брызнул к лавке, на ходу застегивая подтяжки. Пятым номером вдавился в лавку мастер Лукьян, опередив на полкорпуса местного дьякона (шестой номер). Седьмым пришла в красивом финише жена Сидорова, восьмым — сам Сидоров, девятым, Пелагеин племянник, бросивший на пять саженей десятого — помощника начальника станции Колочука, показавшего 32 версты в час, одиннадцатым — неизвестный в старой красноармейской шапке, а двенадцатого личность в фартуке высадила за дверь, рявкнув: — Организуй на улице!
___________
Поселок оказался и люден, и оживлен. Вокруг лавки было черным-черно. Растерянная старушонка с бутылкой из-под постного масла бросалась с фланга на организованную очередь повторными атаками. — Анафемы! Мне ваша водка не нужна, мяса к обеду дайте взять! — кричала она, как кавалерийская труба. — Какое тут мясо! — отвечала очередь. — Вон старушку с мясом! — Плюнь, Пахомовиа, — говорил женский голос из оврага, — теперь ничего не сделаешь! Теперича, пока водку не разберут... — Глаз, глаз выдушите, куда ж ты прешь! — В очередь! — Выкиньте этого, в шапке, он сбоку залез! — Сам ты мерзавец! — Товарищи, будьте сознательны! — Ох, не хватит... — Попрошу не толкаться, я — начальник станции! — Насчет водки — я сам начальник! — Алкоголик ты, а не начальник!
___________
Дверь ежесекундно открывалась, из нее выжимался некий с счастливым лицом и двуми бутылками, а второго снаружи вжимало с бутылками пустыми. Трое в фартуках, вытирая пот, таскали из ящиков с гнездами бутылки с сургучными головками, принимали деньги. — Две бутылочки. — Три двадцать четыре! — вопил фартук, — что кроме? — Сельдей четыре штуки... — Сельдей нету! — Колбасы полтора фунта... — Вася, колбаса осталась? — Вышла! — Колбасы уже нет, вышла! — Так что ж есть? — Сыр русско-швейцарский, сыр голландский... — Давай русско-голландского полфунта... — Тридцать две копейки? Три пятьдесят шесть! Сдачи сорок четыре копейки! Следующий! — Две бутылочки... — Какую закусочку? — Какую хочешь. Истомилась моя душенька... — Ничего, кроме зубного порошка, не имеется. — Давай зубного порошка две коробки! — Не желаю я вашего ситца! — Без закуски не выдаем. — Ты что ж, очумел, какая же ситец закуска? — Как желаете... — Чтоб ты на том свете ситцем закусывал! — Попрошу не ругаться! — Я не ругаюсь, я только к тому, что свиньи вы! Нельзя же, нельзя ж, в самом деле, народ ситцем кормить! — Товарищ, не задерживайте! Двести пятнадцатый номер получил две бутылки и фунт синьки, двести шестнадцатый — две бутылки и флакон одеколону, двести семнадцатый — две бутылки и пять фунтов черного хлеба, двести восемнадцатый — две бутылки и два куска туалетного мыла «Аромат девы», двести девятнадцатый — две и фунт стеариновых свечей, двести двадцатый — две и носки, да двести двадцать первый получил шиш. Фартуки вдруг радостно охнули и закричали: — Вся! После этого на окне выскочила надпись «Очищенного вина нет», и толпа на улице ответила тихим стоном...
__________
Вечером тихо лежали сугробы, а на станции мигал фонарь. Светились окна домишек, и шла по разъезженной улице какая-то фигура, и тихо пела, покачиваясь:
Все, что здесь доступно оку, Спит, покой ценя.. |
