Михаил Булгаков. Таракан
Ах, до чего замечательный город Москва! Знаменитый город! И сапоги знаменитые! Эти знаменитые сапоги находились под мышкой у Василия Рогова. А сам Василий Рогов находился при начале Новинского бульвара, у выхода со Смоленского рынка. День был серый, с небом, похожим на портянку, и даже очень легко моросило. Но никакой серости не остановить смоленского воскресенья! От Арбата до Новинского стоял табор с шатрами. Восемь гармоний остались в тылу у Василия Рогова, и эти гармонии играли разное, отравляя душу веселой тоской. От Арбата до первых чахнувших деревьев в три стены стоял народ и торговал вразвал чем ни попало: и Львом Толстым, босым и лысым, и гуталином, и яблоками, штанами в полоску, квасом и Севастопольской обороной, черной смородиной и коврами. Если у кого деньги, тот чувствует себя, как рыба в море, на Смоленском рынке. Искупался Василий Рогов в океане и поплыл с сапогами и финским ножом. Сапоги -- это понятно. Сапоги давно нужно было купить, ну а финский нож к чему? Купился он сам собой как-то. Когда Рогов отсчитал два червя за сапоги в палатке, вырос из-под земли человек с кривым глазом и почему-то в генеральской шинели и заметил гнусаво: -- Сапоги купили, папаша! Отличные сапоги. Ну а такой финский нож вы видали? И тот сверкнул перед Роговым убийственной сталью... -- Не нужно, -- сказал Рогов, уминая под мышку сапоги. -- Шесть рублей финка стоит, -- сообщил человек, -- а отдаю за четыре, и только по случаю ликвидации лавки. -- Никакой у тебя лавки нет, -- возразил с презрением Рогов и подумал: "Сколько этих жуликов на Смоленском! Ах, Боже мой!" -- Таким ножом, если махнуть человеку под ребро, -- сладостно заговорил человек, пробуя пальцем коварное лезвие, -- то любого можно зарезать. -- Ты смотри, тут и милиционеры есть, -- ответил Рогов, пробираясь в чаще спин. -- Берите ножик, отец, за три с полтиной, -- гнусавил человек, и дыхание его коснулось крутой шеи Василия Рогова, получившего неизвестно за что в пекарне обидное прозвище Таракан. -- Вы говорите цену, папаша! На Смоленском молчать не полагается. В это время гармония запела марш и весь рынок залила буйною тоской. -- Рубль! -- сказал, хихикнув, Таракан, чувствуя счастье благодаря сапогам. -- Берите! -- крикнул человечишко и нож всунул в голенище новых Таракановых сапог. И сам не зная как, Таракан выжал из-за пазухи кошелек, крепко зажал меж пальцами левой руки пять червонцев, -- примеры всякие бывают на Смоленском рынке! -- а правой выдернул желтый рубль. Таким образом наградили Таракана финкой. Видимо, караулила пекаря беда. Страшно расстроен был Таракан вследствие покупки ненужной вещи. "Что я, в самом деле, людей, что ли, резать им буду?" Поэтому пришлось Таракану зайти в пивную. Выпив две бутылки пива, Таракан почувствовал, что ножик не так уж не нужен. "Молодецкая вещь -- финка", -- подумал пекарь и вышел на Новинский бульвар. До чего здесь было оживленно! Фотограф снимал на фоне экрана, изображающего Кремль над густой и синей Москва-рекой, девицу с розой в волосах. Стоял человек с трахомой и пел тоскливо и страшно. Китаец вертел погремушкой, и шел народ и назад, и вперед. И тут услышал Таракан необыкновенный голос, всем заявляющий громко и отчетливо: -- У меня денег воз -- дядя из Японии привез. А потом голос так сказал: -- А сам не кручу, не верчу, только денежки плачу. И действительно, сам он не крутил. Деревянный восьмигранный волчок крутил тот, кто ставил. А ставить можно было на любой из восьми номеров. |
