Воспользовавшись багром с металлическим наконечником, чтобы отвадить отдыхающих на пристани игуан, Керанс столкнул катамаран на воду и отплыл; небольшой балласт ровно вел его судно по ленивым волнам. Объемистые комки водорослей расходились под дном судна, а жалящие жуки и водяные пауки разбегались у него перед носом. Было начало девятого, и температура составляла всего двадцать пять градусов — сравнительно приятный и прохладный воздух был свободен от гигантских полчищ москитов, которых немного позднее выгонит из их логовищ жара.

Пока Керанс правил по протоке в сто метров длиной, что вела в южную лагуну, в небо взлетели новые сигнальные ракеты, и он опять услышал вой носящегося взад-вперед гидроплана, время от времени замечая стоящую за рулем фигуру в белом костюме. Заглушив у входа в лагуну подвесной мотор, Керанс тихо заскользил под нависшей листвой древовидных папоротников, следя за свисающими с их ветвей водяными змеями, потревоженными набегающей волной.

Пройдя еще двадцать пять метров вдоль берега, Керанс пришвартовал катамаран среди росших на ступенчатой крыше универмага хвощей и побрел по бетонному скату к пожарному выходу на стене соседнего здания. Затем он одолел пять этажей до плоской крыши и улегся за низким фронтоном, поглядывая на располагавшуюся поблизости громаду многоквартирного дома Беатрисы.

Гидроплан шумно кружил у входной бухточки в дальнем конце лагуны, мужчина в белом костюме заставлял его нырять туда-сюда, словно всадник, укрощающий строптивого жеребца. Взлетели еще ракеты — причем некоторые всего в четверти мили оттуда. Наблюдая за происходящим, Керанс обратил внимание на негромкий, но все нарастающий рев, резкие голоса животных — не особенно отличные от тех, что издавали игуаны. По мере того как этот рев приближался, смешиваясь с монотонным гудением моторов, к нему добавился еще и шум рвущейся и отбрасываемой в стороны растительности. В самом деле — по курсу входной бухточки громадные древовидные папоротники и каламиты один за другим валились в воду, качая ветвями, будто штандарты побежденной армии. Все джунгли буквально разрывались. Полчища летучих мышей взлетали и бешено рассыпались по лагуне, их верещание глушилось нарастающим ревом турбин гидроплана и взрывами сигнальных ракет.

Внезапно вода в устье бухточки поднялась на метр-другой, затем по ней, круша растительность, прошлось что-то вроде чудовищного затора из бревен — и обрушилось в лагуну. Миниатюрная ниагара пенящейся воды каскадами выплескивалась наружу, подгоняемая сзади напором приливной волны, на которой неслось несколько прямоугольных суденышек с черными корпусами, схожих с катером полковника Риггса, краска облезала с глаз и зубов гигантских драконов, намалеванных у них на носах. С экипажем из дюжины темнокожих фигур в белых шортах и майках на борту каждой, шаланды выруливали к центру лагуны, а последние из осветительных снарядов все еще вылетали с их палуб в общем гаме и возбуждении.

Почти оглушенный общим шумом, Керанс таращился на громадный рой длинных бурых чудищ, что мощно плыли, взбивая пену массивными хвостами. Таких крупных аллигаторов он еще не видел, многие были за восемь метров в длину — и все они яростно толкались, пробиваясь на чистую воду, жадной стаей крутясь вокруг теперь уже неподвижного гидроплана. Мужчина в белых одеждах, уперев руки в бока, стоял у открытой дверцы кабины и торжествующе глазел на выводок рептилий. Он небрежно махнул командам на трех шаландах, затем широким жестом обвел лагуну, указывая, что они должны там пришвартоваться.

Пока его негритянские помощники снова запускали моторы и перебирались к берегу, мужчина критическим оком изучал окружающие здания, его волевое лицо самодовольно кривилось. Аллигаторы роились, будто борзые вокруг своего хозяина, а над головой утренний воздух пронзали раскатистые крики сторожевых птиц — нильской ржанки и каменного кроншнепа. Все больше и больше аллигаторов присоединялось к стае, курсируя бок о бок по часовой стрелке вокруг гидроплана, пока там не собралось по меньшей мере две тысячи — грандиозная группа воплощенного рептильного зла.