Заведя подвесной мотор, Керанс в изнеможении лег на дощатую обшивку и стал смотреть, как пули из пистолета Риггса 38-го калибра рвут небольшой треугольный парус. Промежуток воды между ними медленно вырос до сотни, а затем до двух сотен метров, и Керанс добрался до первого из маленьких островков, что вырастали из болота на крышах отдельных зданий. Под их прикрытием он сел и свернул парус, затем в последний раз обернулся на периметр лагуны.

Риггса и пилота уже не было видно, зато высоко на башне здания Керанс смог разглядеть одинокую фигуру Беатрисы. Она неторопливо махала в сторону болота, неустанно меняя руки, хотя наверняка уже не различала его среди островков. Далеко справа от нее, возвышаясь над наступающими ильными берегами, находились другие хорошо знакомые ориентиры — даже зеленая крыша «Рица», пропадающая в тумане. Наконец, всем, что Керанс еще мог разглядеть, были отдельные буквы гигантского лозунга, намалеванного людьми Странгмена, что реял во мраке над ровной водой, будто завершающая эпитафия: ЗОНА ВРЕМЕНИ.

Встречный поток замедлял его продвижение, и пятнадцатью минутами позже, когда над головой заревел вертолет, Керанс все еще не добрался до края болота. Минуя верхний этаж небольшого здания, он проскользнул в одно из окон и по-тихому пережидал, пока вертолет с ревом летал вверх-вниз, поливая пулеметным огнем острова.

Когда вертолет улетел, Керанс снова выплыл наружу и в пределах часа вышел наконец из болота в широкое внутреннее море, по которому ему предстояло плыть на юг. Крупные острова, по несколько сотен метров в длину, располагались на его поверхности, покрывавшая их растительность сползала в воду, а их контуры сильно изменились по причине подъема воды за тот краткий период времени, что прошел с тех пор, как они искали тут Хардмена. Подняв подвесной мотор, Керанс развернул небольшой парус и, пользуясь легким южным ветерком, начал делать надежные две-три мили в час.

Нога ниже колена стала неметь — тогда Керанс открыл небольшую аптечку, которую он заблаговременно упаковал, и промыл рану пенициллиновым раствором, затем наложил плотную повязку. Перед самым рассветом, когда боль сделалась невыносимой, он принял одну таблетку морфина и погрузился в громкий, гулкий сон, в котором великое солнце все расширялось и расширялось, пока не заполнило собой всю Вселенную, и даже сами звезды дергались от каждого из его ударов.

Керанс проснулся на следующее утро в семь, лежа спиной к мачте под ярким солнцем, — аптечка лежала у него на коленях, а нос катамарана уткнулся в листву крупного древовидного папоротника, что рос на краю небольшого островка. В миле оттуда, метрах в двадцати над водой, носился вертолет, поливая пулеметным огнем лежащие внизу острова. Керанс убрал мачту и скользнул дальше под папоротник, дожидаясь, пока вертолет улетит. Массируя ногу, но страшась принимать морфин, он немного подкормился шоколадным батончиком — первым из десяти, которые он успел захватить. К счастью, дотошный дежурный по складу на борту патрульного крейсера получил инструкции предоставлять Керансу свободный доступ к медицинским припасам.

Воздушные налеты возобновлялись каждые полчаса, и однажды вертолет пролетел прямо над головой. Из своего убежища на одном из островков Керанс ясно видел Риггса, чей узкий подбородок выпирал свирепее обычного. Однако пулеметный огонь становился все более спорадическим, и в тот же день после полудня полеты были наконец прерваны.

Часам к пяти Керанс был почти полностью измотан. Полдневная температура в шестьдесят пять градусов высосала из него всю энергию, и он вяло лежал под увлажненным парусом, позволяя горячей воде капать ему на грудь и лицо, моля о более прохладном вечернем воздухе. Водная гладь превратилась в сущий огонь — так что судно как бы висело на облаке дрейфующего пламени. Преследуемый странными видениями, Керанс хоть слабо, но все же греб — одной рукой.