– Ты что же, и правда думал, что сможешь провезти в моем поезде «зайца», а я об этом не проведаю? И что он не проведает? – Лицо у него суровеет, глаза вспыхивают.
И вдруг черты его лица смягчаются. Он тепло улыбается и с мольбой простирает ко мне руки.
– Послушай, ты же меня неправильно понял. Работники этого цирка – моя большая семья. И я искренне забочусь о всех и каждом. Но при этом понимаю, что иногда кому‑то одному приходится принести жертву, чтобы всей семье было лучше. А ты, похоже, не понимаешь. Так вот, в интересах семьи – чтобы Август и Марлена помирились. Надеюсь, теперь мы друг друга поняли?
Я гляжу прямо в его маслянистые глаза, думая лишь о том, с каким удовольствием всадил бы прямо между ними томагавк.
– Да, сэр, – наконец отвечаю я. – Несомненно.
Рози стоит, поставив ногу на лохань, а я подпиливаю ей ногти. На каждой ноге их по пять, как у человека. Занимаясь одной из передних ног, я вдруг замечаю, что все как один рабочие в зверинце бросили работу и замерли, таращась широко распахнутыми глазами на вход.
Я поднимаю взгляд. Ко мне приближается Август. Вот он уже прямо передо мной. Прядь волос падает ему на лоб, и он поправляет прическу распухшей рукой. Его верхняя губа, треснувшая, словно сосиска на гриле, синевато‑лиловая. Покрытый кровавой коркой нос расплющен и свернув набок. В руке зажженная сигарета.
– Боже праведный, – говорит он, пытаясь улыбнуться, но из‑за треснувшей губы у него ничего не получается. – Трудно сказать, кому досталось больше, а, малыш?
– Что вам нужно? – спрашиваю я, нагибаясь и спиливая край огромного ногтя.
– Скажи, ты ведь больше не сердишься?
Я не отвечаю.
Он некоторое время наблюдает за моей работой.
– Послушай, я понимаю, что вел себя не лучшим образом. Порой воображение берет надо мной верх.
– А, так вот что это было?
– Постой, – говорит он, выдувая дым. – Давай так. Кто старое помянет, тому глаз вон. Что скажешь, малыш? Мир? – и протягивает мне руку.
Я выпрямляюсь, вытянув руки по швам.
– Вы ее ударили, Август.
Остальные молча за нами наблюдают. Август столбенеет. Шевелит губами. Отдергивает руку и перекладывает в нее сигарету Руки у него в кровоподтеках, ногти поломаны.
– Да. Я знаю.
Я отворачиваюсь и всецело посвящаю себя ногтям Рози.
– Poldz nogе[27]. Poloz nogе, Рози.
Она поднимает огромную ногу и переставляет на землю. Я подталкиваю перевернутую лохань под другую переднюю ногу. «Nogе! Nogе!» Рози переносит вес и ставит ногу на лохань. «Teraz do przodu»[28] – подталкиваю я ее пятку пальцами, пока ногти не нависают над краем лохани. «Хорошая девочка!» – похлопываю я ее по боку.
Она поднимает хобот и приоткрывает рот в улыбке. Я поднимаюсь и глажу ее по языку.
– Ты не знаешь, где она? – спрашивает Август.
Я наклоняюсь и изучаю ногти Рози, проводя руками по ее подошве.
– Мне нужно ее увидеть, – продолжает он.
Я начинаю подпиливать. В воздух выстреливает тонкая струйка порошка.
– Что ж. Как хочешь, – дрожащим голосом произносит он. – Но она моя жена, и я ее отыщу. Пусть мне придется обойти все гостиницы в городе. Я все равно ее отыщу.
Я поднимаю глаза как раз в тот миг, когда он отбрасывает недокуренную сигарету. Пролетев по воздуху, окурок попадает прямо в открытый рот Рози и с шипением гаснет на языке. Она в панике трубит, тряся головой и запуская в рот хобот.
Август удаляется. |