Флот в те годы переживал не лучшие времена. Корабли больше стояли на приколе, чем выходили в море. Учебнобоевая деятельность свертывалась, а упорные слухи о скором сокращении флота не добавляли настроения. Надежда занять хорошую должность в Разведуправлении Балтийского флота становилась все более призрачной: туда почему-то брали других. В нем копилась злость и обида на командование, которое, по его мнению, недооценивало имевшиеся у него способности, придерживало на должности и незаслуженно продвигало вверх по служебной лестнице других, менее одаренных.

Все это вместе взятое укрепляло желание Величко уволиться со службы. Но он все откладывал с окончательным решением: жизнь за забором военно-морской базы была далеко не сахар. Стихия дикого рынка страшила и отталкивала от себя. Ему не хотелось повторять судьбу своих однокашников по училищу и сослуживцев. Многие из них, уйдя на гражданку, так и не нашли себя. Одни опустились на дно и от безысходности запили горькую. Другие как заведенные мотались «челноками» в Польшу и Германию, рискуя попасть под бомбил или прогореть на «левом» товаре.

Себя в этой новой жизни с ее дилерами и киллерами Величко не находил. С каждым новым днем в нем росло жгучее желание плюнуть на все и бежать, бежать туда — на Запад, который яркими красками сытой и благополучной жизни плескался на экране телевизора. Но трезвый расчет говорил, что там с распростертыми объятиями его никто не ждет, а начинать жизнь на чужбине без гроша в кармане — это значит обречь себя и семью на новые трудности. Величко трезво оценивал свои невысокие шансы на успех и пока не находил реальных путей к быстрому материальному благополучию ни в Германии, ни в Швеции. Ему ничего другого не оставалось, как дотягивать служебную лямку до пенсии.

Каждый день он продолжал ходить на службу как на каторгу. Там если что и менялось, то не для него и не к лучшему.

Новая, совершенно иная жизнь начиналась сразу за воротами военно-морской базы. Там сверкали никелем иномарками, громоздились суперсовременные офисы и шикарные особняки «новыхрусских». Желание жить также, как «новые русские», неведомо откуда взявшиеся, разжигало у Величко неуемную жажду наживы. Она оказалась настолько сильна, что переборола инстинкт самосохранения. И Величко решил заработать на том, что государство доверило ему оберегать, — на военной тайне.

В тот жаркий июльский день на борту «Визборга» Величко решил отбросить последние сомнения. Жучив момент, когда Петер остался один, он подошел к нему и после нескольких общих слов о погоде решил раскрыться. Его признание о принадлежности к военной разведке Балтийского флота вызвало на лице Петера удивление, быстро сменившееся настороженностью. Боясь, что разговор может закончиться, не начавшись, Величко заговорил скороговоркой. Он жаловался на неудавшуюся жизнь, мизерную зарплату, просил оказать содействие в будущем устройстве своей семьи где-нибудь в тихой и благополучной европейской стране, а взамен обещал сообщить важную информацию о Балтийском флоте.

Шведский разведчик Петер Йонсон (и здесь в своих расчетах Величко не ошибся) быстро оценил перспективы будущего агента, ноне стал спешить с вербовочным предложением и ограничился тем, что пообещал посоветоваться с кем надо и оказать содействие. В заключение короткого разговора они договорились поддерживать контакт перепиской. А чтобы лишний раз не засвечивать свои отношения перед российской контрразведкой, сошлись на классическом шпионском варианте — вести ее через абонентский ящик на главпочтамте Калининграда. В качестве дополнительной подстраховки на тот случай, если бдительные особисты вдруг заинтересуются его связью в Швеции, Величко предложил задействовать в качестве прикрытия собственную жену. Она являлась переводчицей с немецкого языка и потому, по его мнению, переписка от ее имени должна была отвести от него возможные подозрения.