Он просмотрел все списки преподавателей и курсантов, донесения так называемой внутренней агентуры финской разведки, присматривавшей за будущими диверсантами, но фамилии Старикова в них так и не обнаружил. Казалось бы, в деле предателя можно было ставить последнюю точку, но что-то останавливало Махотина оттого, чтобы отправить шпионские досье в архив. Но что именно? На этот вопрос он не мог дать ответ и, подчиняясь какому-то внутреннему голосу, принялся перечитывать доносы финских агентов и рапорты их хозяев.

Время уже перевалило далеко за полночь. Глаза Махотина слипались от усталости и хронической бессонницы. Буквы сливались друг с другом и превращались в большущие кляксы.

В какой-то момент его будто что-то кольнуло. Он встрепенулся, смахнул рукой с лица невидимую сонную пелену и склонился над доносом финского агента Сергея. Этот почерк, эти характерно выписанные «Н» и «К», Махотин готов был поклясться, уже где-то встречались.

Все еще не веря в свою догадку, он бросился к сейфу, достал дело № 19950 Cтарикова и принялся лихорадочно его листать. Пальцы остановились на страницах с анкетой арестованного и автобиографией. И здесь Махотин с облегчением вздохнул. Они были написаны одним и тем же почерком, что и доносы финского агента Сергея. Даже без графологической экспертизы становилось очевидным, что его догадка оказалась верной. Агент Сергей и изменник Стариков являлся одним и тем же лицом. Теперь в его руках находилась еще одна важная ниточка, которая позволяла начать раскручивать новый, теперь уже шпионский клубок, сплетенный предателем.

Махотин не рассчитывал на получение от Старикова откровенных признаний. За это говорил весь предыдущий опыт общения с ним, когда каждое слово приходилось доставать из него буквально клещами. За плечами предателя были не только месяцы учебы в финской разведывательной школе, но и более суровые «университеты». Незадолго до начала войны Стариков провел два с лишним года в тюрьме города Йошкар-Олы. Поэтому расколоть такой крепкий «орешек» можно было только каким-нибудь неожиданным и неординарным ходом. И Махотин его нашел.

Очередной допрос Старикова начался с обычных, рутинных вопросов. Он легко от них отбивался, и допрос вяло двигался к завершению. Подошло время подписывать протокол. Стариков подсел к столу, взял ручку, чтобы поставить роспись, и тут на глаза ему попался донос агента Сергея. Выдержка изменила предателю. Кровь прихлынула к лицу и выдала его с головой. Он с ужасом смотрел то на серый клочок бумаги, навсегда похоронивший надежду скрыть правду о своей жизни в последние два года, то на Махотина. Воспользовавшись растерянностью Старикова, Махонин поспешил закрепить успех и достал чистый протокол допроса.

Агент Сергей наконец признал факт своего сотрудничества с финской разведкой. Он показал, что:

«В Августе месяце 1942 года из-за угрозы жизни я был вынужден дать письменное обязательство капитану Паацила сотрудничать с финской разведкой и получил от него псевдоним «Сергей»… Потом он дал мне задание…»

Задание мало отличалось от тех, которые финская разведка давала начинающим агентам, и заключалось в том, чтобы писать доносы на бойцов и командиров, сохранивших в плену верность воинской присяге и отказывавшихся идти на сотрудничество с лагерной администрацией. Но и на этот раз Стариков сказал только часть правды, видимо, рассчитывая скрыться под личиной мелкого доносчика. К тому времени в распоряжение Управления контрразведки Смерш Карельского фронта попала еще одна часть архива петрозаводской разведшколы, и тогда многое стало явным из жизни тайного агента Сергея.

Не зря финская разведка так старательно прятала его под «крышу» лагерника.