Но и она - проявление общей печали,

Общей беды, о которой не ведаю я:

Как ни молил, ни расспрашивал - не отвечали. Я то к одной, то к другой: расскажи, помогу!

Дергаю за руки, требую - нету ответа.

Ладно бы бросили что-то в ответ, как врагу,

Ладно бы злость запоздалая - нет, и не это: Машете только рукой - отвяжись, говорят!

Только тебя не хватало... И снова по кругу

Бродят, уставив куда-то невидящий взгляд,

Плачут и что-то невнятное шепчут друг другу. Сделать, бессильному, мне ничего не дано.

Жаркие, стыдные слезы мои бесполезны.

Хватит, исчезни! Не все ли тебе-то равно,

Что происходит: не можешь помочь,

так не лез бы! Господи, Господи! Страшно ненужность свою

Чувствовать - рядом с чужой безысходной

тоскою!

Словно в единственных брюках приличных

стою

Где-то в метро, завлекая работой простою Вот, мол, зайдите по адресу фирмы... Куда!

Мимо ползут многошумной змеею усталой,

Смотрят презрительно...

Как же мне страшно всегда

Было себя представлять продавцом-зазывалой, Бедным торговцем ненужностью!

Впрочем, страшней

Мучить кого-нибудь, помощь свою предлагая

Ан бесполезно! Никто не нуждается в ней.

Жалость другая нужна и подмога другая. Помню, мне под ноги смятый стакан подлетел,

Белый, из пластика, мусорным ветром несомый:

Мол, подними, пригожусь! - умолял,

шелестел,

Дай мне приют! - и кружился у ног,

невесомый. Да и не так ли я сам предлагаю свою

Жалкую нежность, слепую любовь без ответа,

Всем-то свою половину монеты сую

Брось, отойди! Здесь не слышали слова

"монета"! Так и брожу. А вокруг, погружаясь во тьму,

Воет отчизна - в разоре, в позоре, в болезни.

Чем мне помочь тебе, чем? Повтори, не пойму!

И разбираю: исчезни, исчезни, исчезни. ОКЕАН НА БРАЙТОНЕ Совок бессмертен. Что ему Гекуба?

Не отрывая мундштука от губ,

Трубит трубач, и воет из раструба

Вершина, обреченная на сруб. Вселенской лажи запах тошнотворный,

Чужой толпы глухой водоворот,

Над ним баклан летает непокорный

И что-то неприличное орет. Какой резон - из-под родного спуда

Сбежать сюда и выгрызть эту пядь?

Была охота ехать вон оттуда,

Чтоб здесь устроить Жмеринку опять. Развал газет, кирпичные кварталы,

Убогий понт вчерашнего ворья...

О голос крови, выговор картавый!

Как страшно мне, что это кровь моя. Трубит труба. Но там, где меж домами

Едва обозначается просвет,

Там что-то есть, невидимое нами.

Там что-то есть. Не может быть, что нет. Там океан. Над ним закат вполнеба.

Морщины зыби на его челе.

Он должен быть, - присутствующий немо

И в этой безысходной толчее. Душа моя, и ты не веришь чуду,

Но знаешь: за чертой, за пустотой

Там океан. Его дыханье всюду,

Как в этой жизни - дуновенье той. Трубит труба, и в сумеречном гаме,

Извечную обиду затая,

Чужая жизнь толкается локтями

Как страшно мне, что это жизнь моя! Но там, где тлеют полосы заката

Хвостами поднебесных игуан

Там нечто обрывается куда-то,

где что-то есть. И это - океан. ХРАП Рядом уснуть немыслимо было. Прахом

Шли все усилия - водка, счет, "нозепам":

все побеждалось его неумолчным храпом,

вечно служившим мишенью злым языкам. Я начинал ворочаться. Я подспудно

Мнил разбудить его скрипом тугих пружин,

Сам понимая, насколько это паскудно

вторгнуться к другу и портить ему режим. После вставал, глотал из графина воду,

перемещался в кресло, надев халат,

Он же, притихнув, приберегал на коду

Самую что ни на есть из своих рулад.