— Даже дома не скажешь?

— Не. А то мамка меня в лес пускать не будет. Она такая. Зверей боится. И лихих людей тоже. Не, не скажу. Не бойся.

Володька кивнул, соглашаясь не бояться. Маруська неожиданно рассмеялась:

— Я — такая. Сказала, значит, все. Мы, Никитины, все такие, знаешь…

Она вскочила на ноги и потянулась. Потом хитро покосилась на Володьку:

— А я еще одну тайну знаю! Твоего деда. Ее никто в Волчьей сыти не знает, одна я!

— Какая это?

— Ишь ты, шустренький какой! Так тебе все и скажи!

Маруська потрогала пальчиком свои слипшиеся волосы и брезгливо поморщилась. Поправила грязный воротничок. Озабоченно отряхнула остатки платья и заявила:

— А вот если ты пообещаешь меня с собой взять, то скажу!

— Куда взять?

— Пообещай вначале!

— Да куда же?! Я вслепую не обещаю. Никогда.

— Ну… Ладно. Я скажу. Только совсем чуть-чуть!

Девчонка подошла к сидевшему Володьке. Положила руки на его плечи и в упор уставилась ему в глаза.

Володька невольно хохотнул: крохотная, вся перемазанная давно подсохшей кровью Маруська больше всего сейчас походила на персонаж из какого-нибудь фильма ужасов.

— Ты не смейся!

Володька с трудом согнал с лица улыбку. Маруська неохотно села рядом и торопливой скороговоркой выкрикнула:

— Я знаю, куда твой дед обычно уходит! Я видела!

— Подсматривала? — с неожиданным ехидством поинтересовался Володька.

Личико Маруськи жарко вспыхнуло. Она изо всех силенок отрицательно замотала головой. Володька даже испугался на секунду, что несчастная голова вот-вот отвалится, до того отчаянно девчонка ею мотала. И наконец выдохнула:

— Не! Нечаянно. Я там на ягодники прошлым летом наткнулась, знаешь, какие там ягодники знатные? Ну вот. Я голубики наелась и заснула. А проснулась вечером, смотрю: твой дед…

— Волком?

— Нет, человеком. Не перебивай меня! Я… это… сама собьюсь, вот!

Маруська сердито толкнула Володьку в плечо и таинственным шепотом закончила:

— Подошел он к тому страшному камню, шагнул… Раз — и нет его!

— Как это?!

— Так. Растаял! Исчез, то есть.

Володька смотрел недоверчиво. Маруська тяжело вздохнула:

— Я ждала-ждала, не дождалась. Камень обошла: нет его. И домой ушла, чтоб мамка не ругалась. Она всегда ругается, когда я в лесу засну. Даже ежели летом.

— А дальше чего? — с деланным равнодушием буркнул Володька.

— Дальше? А ничего. Твой дед только через две недели в деревне появился. Тощий-претощий, кожа да кости. Бабушка сказала: выбегался. И мамка с ней согласилась. Одна я знала: он просто ушел. И вовсе не волком.

Маруська немного помолчала. Лукаво покосилась на мальчика и небрежно бросила:

— Я потом бабушку о том камне спрашивала…

— И что?

— Скажешь — что! Она испугалась. Правда-правда! И не велела к тому камню больше ходить. Никогда. Сказала: ее бабушка эту скалу большим каменным зеркалом называла. Смешно, да? Разве каменные зеркала бывают? Нет ведь? Я видела: он совсем на зеркало не похож. Ну, разве самую чуточку.

Девочка, волнуясь, дернула Володьку за руку:

— Знаешь, бабушкина бабушка говорила: там путь для беспокойных душ прячется. Кому в этом мире скучно — там исчезает. Иногда навсегда. Туда никто из деревенских не ходит. Совсем-совсем не ходит. Трусят, вот!

Володька изумленно открыл рот, рассматривая перемазанное, совершенно серьезное личико Маруськи.