— Хорошо! — воскликнул лейтенант. — Однако, честное слово, перед нами пастушка, которая едва не падает в обморок, как знатная дама.

— Я? — произнесла Берта, пытаясь улыбнуться. — Чтобы я упала в обморок? Ну, вы скажете, господа! Так ведут себя девушки у вас в городе, но только не в деревне.

— Но, моя красавица, вы и в самом деле белее полотна.

— Боже, вы так просто говорите о том, что собираетесь убить человека, словно речь идет об охоте на зайца на опушке леса.

— Ну, это совсем разные вещи, — заметил младший лейтенант. — Подстреленного зайца можно зажарить на костре, а от убитого шуана какая польза?

Берта не смогла скрыть отвращения, которое вызвали в ней неудачные шутки молодого офицера.

— Ах, вот в чем дело! — воскликнул лейтенант. — Так, значит, вы вовсе не такая патриотка, как ваша хозяйка, и мы ошиблись, обращаясь к вам?

— Нет, я патриотка; однако, несмотря на ненависть к врагам, я еще не привыкла спокойно относиться к смерти.

— Ба! — произнес офицер. — К этому быстро можно привыкнуть, особенно если по ночам, вместо того чтобы спать в своей постели, вам пришлось бы шагать по дорогам. Вот и сегодня я помянул всех чертей, когда на пост в Сен-Мартене примчался этот проклятый крестьянин, из-за кого мне пришлось поднять солдат по тревоге и выйти в ночь. Однако теперь я вижу, что был не прав, ибо Небо меня вознаградило за тяготы солдатской жизни и я уже не кляну свою судьбу, а даже нахожу, что в профессии военного есть и некоторые приятные стороны.

И с этими словами, по-видимому желая немного разрядить обстановку, офицер наклонился, чтобы запечатлеть поцелуй на шее девушки.

Почувствовав на своем лице дыхание молодого человека и не ожидая от офицера такого любовного порыва, Берта выпрямилась и покраснела, как гранат; ее ноздри трепетали, а глаза пылали гневом.

— О! — продолжал лейтенант. — Моя красавица, неужели вас так разгневал какой-то несчастный поцелуй?

— А что тут удивительного? Уж не думаете ли вы, что, если перед вами бедная крестьянская девушка, вы можете безнаказанно ее оскорблять?

— «Безнаказанно оскорблять»! Э, каково сказано, — заметил младший лейтенант, — и нам еще говорят, что мы в диком краю!

— А знаете ли вы, — сказал лейтенант, — что я хочу сейчас сделать?

— Что?

— Арестовать вас по подозрению в совершении преступления и отпустить только в том случае, если вы мне заплатите выкуп.

— Какой еще выкуп?

— Тот, в котором вы мне отказали: поцелуй.

— Я не могу вам этого разрешить — ведь вы не приходитесь мне ни родственником, ни братом, ни мужем.

— Так, значит, никто, кроме них, не имеет права прикоснуться губами к вашим свежим щечкам?

— Несомненно.

— А почему?

— Потому что я не могу нарушить долг.

— Ваш долг! О! Вы шутите!

— Неужели вы считаете, что только вам дано выполнять свой долг, а другие на это неспособны?.. Вот (Берта попробовала улыбнуться) если, к примеру, я бы спросила, как зовут того человека, которого вы собираетесь арестовать, разве вы бы мне назвали его?

— Честное слово, — ответил молодой офицер, — в этом я не вижу нарушения долга, и вы можете узнать его имя.

— Ну, раз так, назовите его.

— О! Тогда… Честное слово, я так растерян! Ваши глаза сводят меня с ума, ради них я готов пойти на все. Если вы так настаиваете, если вы настолько любопытны, насколько я слабоволен, пусть будет по-вашему: я изменю родине и назову имя этого человека, но лишь при одном условии; взамен я вас поцелую!

Чувствуя сердцем, что Мишелю грозит смертельная опасность, охваченная страхом за его судьбу, забыв про всякую осторожность, со свойственной ей горячностью, даже не задумавшись о том, что ее настойчивость может показаться подозрительной лейтенанту, Берта неожиданно подставила щеку для поцелуя.