— Здравствуйте, Дмитрий Сергеевич, — прохрипел один, вытянувшись, приложив руку к берету.

— Здравствуй, Илья. И ты, Петр… отставить, можете сидеть. Это наш гость, прошу любить и жаловать.

— Чай будете? — спросил Илья, показывая на стоящую у огня жестянку.

— Спасибо, я… я завтракал, — ответил Круз.

— Спасибо, Илья. У наших гостей нет времени. Они заняты самым важным делом. Они хотят спасти наш мир — как и мы. Мы должны помочь им.

Оба замызганных согласно кивнули.

— Пойдемте, Андрей Петрович. Вы, надеюсь, понимаете, что всем вашим спутникам вовсе не обязательно идти в город. Лучше, если пойдете вы с господином Даном. Уверяю, вы не пожалеете.

Щенки и вправду обрадовались, когда их не позвали в город. Они не доверяли остаткам прежней жизни, хотя и смотрели на них с детским восхищением и боялись человеческой, угловатой высоты. Последыш снова согласился не крутить зря башню и, конечно, ни на что не давить. Захар бормотал угрюмо. Серые поскуливали, глядя на Хука, — но тот пошел за хозяином. Послушно залез в свежевыкрашенный урчащий УАЗ, выделенный для гостей.

Смерть застряла в этом городе. Руины не зарастали кустами и сорной травой, дожди не смыли копоть с бетонного крошева. Каменные скелеты висли над заваленными улицами, и памятником торчал у въезда на мост вздыбленный, раскореженный броневик.

— Его сжег я, — сообщил Павловский хмуро, притормозив.

Открыл дверцу, показал рукой.

— Я вон там лежал, на склоне. Последний из расчета. Всего семеро выжили из державших мост. Но за него никто не прорвался.

— Зачем воевали? С кем? — спросил растерянно Дан с заднего сиденья.

— С безумием, — ответил Павловский. — Вначале было много безумного. Андрей Петрович, наверное, знает.

— Знаю, — согласился Круз.

— Мы не стали восстанавливать районы за кольцевой дорогой. Просто проложили минный пояс по ней. Зато за ней… смотрите сами.

Круз посмотрел. Но ничего не сказал. Он многажды видел трупы городов. Сотня, пусть тысяча человек, оставшаяся в теле миллионного города, не может оживить его. Люди — кровь города. С одной каплей в жилах существуют разве что упыри.

14

Город умирает быстрей человека. Без ноги, руки — человек ползет, скрипит зубами, цедит воду из лужи, обматывается тряпками, грызет траву. Мегаполис умрет от ущерба в одну тысячную его живой ткани. Оборвутся почти невидимые нити, соединяющие продающих и готовящих еду, перестанут спешить по утрам фургоны, не откроются двери, за которыми шеренги банок и ящиков, — и жизни городу от силы неделя. Вода, тепло, свет, подземное движение человеческих отходов — хрупкие, ущербные органы города. Многие ли в миллионном человеческом муравейнике озабочены их поддержанием? А без этих немногих муравейник становится кладбищем и люди начнут убивать друг друга, чтобы вырваться из него.

А иногда удирать из города некуда.

Круз с тремя детьми четыре месяца пробирался по сертау. Младшему, Сезару, шесть. Габриэле — десять. Маркусу — двенадцать. Круз боялся, что на побережье не сможет защитить их, и потому решил двигаться напрямик, на север, чтобы сплавиться по притокам Амазонки, добраться до Манауса — и дальше, к морю. Наверное, зря. Время стрельбы уже прошло.

Впрочем, Маркус хорошо стрелял. Круз нашел для него мелкашку 5.56, и парнишка ни патрона не потратил зря. А еще он умел кидать бола, ловить ящериц тегу, разбивать им головы камнем и свежевать. У тегу вкусное мясо, лучше куриного. Габриэла тоже научилась стрелять, но от нее проку было немного — она была крохотной, как многие здешние девочки с индейской кровью, и едва поднимала револьвер.